Здесь было прохладно и сыро, слышался лязг телеграфа, грохотал перематываемый штурвальный трос. Напарник Кадде изнывал за рулем от скуки, а вахтенный штурман брал пеленг по радиомаяку и ругался про себя -- пеленг давали нечеткий. Кауфман глянул на барометр -- тот вроде стоял высоко, но это мало что значило в береговой зоне, где дули с ущелий переменные ветры и зыбь держалась по несколько суток. Дверь в радиорубку была открыта, и он слышал, как давали обстановку капитаны эрэсов, -- селедка шла по всему Охотскому побережью, а потом судовой радист затеял разговор с девушкой с рыбокомбината.
-- Валерик! -- кричала она. -- Здесь столько парней, прямо дверь с петель снимают... Но я тебе верная, помни!
-- Помню! -- кричал радист.
-- Могу ли я надеяться? -- спрашивала девушка.
-- Можешь надеяться!..
Кауфман усмехнулся. Забавный он был все-таки, их радист! Говорили, пошел сюда из-за любви к морю... В самом деле, влюблялся он на каждой стоянке, а дома у него жена и дети, и вроде с женой у него нелады -- всю зиму спали на отдельных кроватях...
Сергей вышел на палубу.
На трюме стояли неотмытые черные боты и щиты с растянутыми на них тюленьими шкурами, на вантах висела шкура медведя, напоминающая фигуру человека. Артельщик Юрка Логов стоял у борта и ловил на японскую блесну каракатиц. "Орлана своего будет кормить", -- догадался Кауфман.
Орел сидел на зачехленном боте, втянув голову в плечи, перья его слиплись от дождя, так что были видны белые полоски пуха. Это был совсем еще младенец, взятый из гнезда. Он не умел летать и боялся воздуха (орлы учат летать малышей, сталкивая их со скалы, и при падении подлетают под них для страховки), и в любую погоду этот орленок сидел вот так, безучастный ко всему, и от одного вида этой птицы у Кауфмана сосало под ложечкой. Но тут, заслышав его шаги, орел забеспокоился, повернул к нему голову с горбатым неокрепшим клювом, заклекотал, захлопал крыльями и вдруг бросился на него, царапая когтями по скользкому брезенту...
Сергей даже попятился от неожиданности. Этот орел не обращал внимания даже на своего хозяина, а Кауфмана он ненавидел, насколько способны ненавидеть птица или животное. Орленок словно чувствовал в нем свою смерть, а Кауфман в самом деле думал его убить, но все не выпадало случая сделать это незаметно для артельщика.
Сергей сбросил орла с бота, отвернул брезент и забрался под капот. Он возился с двигателем часа полтора, а потом решил отдохнуть до вахты.
