Осень на Шантарских островах | страница 70
А теперь у него третья -- все дети от нее, домохозяйки. Уже, наверное, все приготовила к его приходу, сейчас прибежит...
Жена пришла через несколько минут.
"Зубы у нее, одно удовольствие!.." -- подумал помощник. Однажды она ему хотела пуговицу перешить на кожанке, ножниц под рукой не было, как хватанула зубами, так и вырвала пуговицу вместе с куском кожи...
-- Сидишь? -- спросила она, развязывая платок.
-- Сижу, Клава...
Она повертела пустую бутылку.
-- А я тебе водку взяла, баньку натопила.
-- Санька у нас погиб...
-- Знаю. Жинка его сейчас у нас: силком напоила ее, уложила спать... Пускай пока у нас живет...
-- Молодец ты у меня! -- он погладил ее по голове.
Официантки смотрели на них.
-- Ну, пошли, -- сказала она. -- Сколько той ночи осталось...
Он лежал на широкой кровати под собственным портретом в тяжелой раме -там он казался очень солидным, как обычно получаются на фотографиях люди маленького роста, и ему снилось, как он с детишками ловит чилимов на Амурском лимане. Он и во сне знал, что завтра уходит в море, что рыбалки не получится, но не мешал себе: день был такой радостный, чилимы так хорошо ловились, ребятишки весело кричали -- грех было думать о чем-нибудь другом...
ОСЕНЬ НА ШАНТАРСКИХ ОСТРОВАХ
1
В кают-компании играли в карты. За столом сидели трое, но вел игру один, Сергей Кауфман, моторист, -- все взятки были его. Это был детина с курчавой рыжей бородой, с лицом тяжелым и пористым, словно из вулканического туфа. Напротив Сергея сидел матрос Виктор Кадде -- венгр по национальности, тщедушный старичок с длинными пушистыми усами, которые казались на его худом лице неживыми. А третьим был буфетчик.
Буфетчик проигрывал прямо катастрофически, и, едва они успели доиграть кон, как он принялся тасовать колоду, -- ему не терпелось отыграться.
-- Не трогай карты, -- сказал ему Сергей. -- Виктор, тебе сдавать...
Старик уже ничего не слышал. Он спал, положив на клеенку стола плешивую голову, и, закрученные трубочкой, кончики его усов шевелились...
Сегодня утром они пришли из Аян -- есть такой поселок на северо-западном побережье Охотского моря, -- где отстаивались во время шторма. В Аяне несколько моряков получили из дому известие, что у них родились дети, и на судне по этому поводу устроили праздник. На спиртное обменяли все артельные припасы: консервы, банки с томатами и тушенкой, даже мешки с бобами, о существовании которых никто до этого не догадывался. На камбузе сегодня ничего не варили, кроме чая, и на команду напал сон с голодухи и похмелья, и вся надежда оставалась на охоту: на островах были медведи, бараны, дикие козы и много разной птицы и рыбы. Но капитан не пускал боты на берег: с моря гнало в бухту сильную зыбь, шхуна штормовала с зарифленным кливером (остальных парусов не было, они сгорели во время просушки -- искра попала из трубы), капитан не мог найти подходящего места для стоянки, он опасался оборвать якорь-цепь. И даже не в этом была настоящая причина: ожидали, что тюлень, укачанный штормом, полезет на берег и начнется работа -- время промысла подходило к концу, а трюм был почти пустой, из управления летели грозные радиограммы...