Он снова остановился, держа перо на весу, на этот раз ему вспомнилась жизнь в Марселе, где он целых три месяца чистил котлы. Вооружившись маленьким отбойным молотком и облачившись в настоящий скафандр из брезента, он проводил долгие часы среди непрерывного железного грохота, и ему начинало казаться, что он живет внутри огромного колокола. Ночью его мучили кошмары, чаще всего ему снилось, что он висит на головокружительной высоте на веревке, идущей вдоль стены, которая начинает все сильнее и сильнее вибрировать, веревка раскачивается, и он вот-вот сорвется и полетит вниз. Второй бокал аперитива подстегнул его ум, и он снова принялся за письмо. Знаешь что, Серж, я не люблю моря. Бог с ним, с Бодлером. Всякий раз, когда я оказывался на борту корабля, меня охватывала тоска, но не потому, что я представлял себе толщу вод у себя под ногами, а потому, что эти две бесконечные пустыни, небо и море, наводят меня на размышления (ты можешь улыбнуться) о судьбах нашей планеты, которая создана не для нас и где мы лишь простая биологическая случайность. Ты ответишь мне, что это ощущение, вероятнее всего, свидетельствует о скрытой морской болезни и что оно исчезнет, если принять таблетку нотамина. Не смейся, Серж, над такими вещами и пойми, что я городское животное, животное, привыкшее жить в больших, кишащих людьми городах, которые придают мне уверенность, где много огней, много лиц, где меня толкают со всех сторон. Я люблю городское дно — старые площади, рабочие кварталы, все те места, где я могу окунуться в толпу. Мне необходимо общество себе подобных, Серж. Он уже жалел о том, что изменил тон, и некоторое время наблюдал за супружеской парой, которая негромко бранилась за соседним столиком, муж — в сером пиджаке и белых брюках, жена — в кокетливом зеленом платьице, обоим под шестьдесят, и вид у них измученный. Потом он заказал себе еще аперитив. Я пишу тебе все, что мне приходит в голову, Серж, но я должен описать тебе свое теперешнее душевное состояние. Действительно, я не первый раз ухожу с работы. Не говори мне только о врожденной неустойчивости, а тем более о беспричинно затянувшемся отрочестве. Я потратил немало времени, чтобы сформировать свою личность, до той самой минуты, когда оборвалась моя юность и на три года меня забрала война. И ищу я сейчас не новую войну, а немного человеческого тепла, которого мне так не хватает. Снова пауза. Ах, не следовало слишком много говорить о войне с Сержем, который был дважды ранен во время Итальянской кампании и который не приемлет того, что он называет «психологией бывшего участника войны».
