— Look at me, daddy-o! Silver here, sir! Please![72]
И ее огромные белые глаза, высматривающие монетку, сияли таким восторгом, словно она играла в какую-то увлекательную, веселую игру, а вовсе не зарабатывала на жизнь.
В полдень, нежаркий, подернутый зыбким маревом, моторные лодки «Родезии» перевезли на берег пассажиров, которым захотелось погулять по Бриджтауну.
Красные деревянные постройки и черно-зеленые заросли сакатона,[73] видневшиеся па побережье Барбадоса, контрастировали с окаймлявшей его белой полосой воды, которая покрывала почти бесцветный песок.
— Завтра мы будем в Барбадосе, — сказал Гарри своей жене, когда они после вечернего кофе вернулись в каюту, чтобы переодеться, — Это последняя остановка перед Майами… Из Майами мы полетим в Нью-Йорк, а оттуда поездом в Филадельфию. Я человек терпимый и вовсе не дикарь, Исабель Мне понятно твое состояние. Этот проходимец влюбился в тебя! И надо полагать, помимо твоей воли… В такой ситуации ты еще никогда не бывала, да и вряд ли будешь. Вряд ли! В моем доме тебя ждет совсем другая жизнь. Вернее, та жизнь, к которой, очевидно, ты привыкла и к которой тебя готовили твои наставники. Словом, разберись во всем сама, Исабель. Побудь одна в Бриджтауне. Погуляй, если тебе захочется, с твоим странным поклонником. Можешь выпить с ним рюмку-другую! Да да! Я тебе доверяю и согласен даже на это! Мне бы хотелось чтобы ты посмотрела на этого человека, как говорится, при свете дня и поняла, что он самый обыкновенный лакеи. Более того, я требую, чтобы ты выполнила мое желание. Пусть у тебя откроются глаза! Тогда мы снова обретем покой!
Пока Исабель спускалась по трапу в моторную лодку и пока сидела в этой лодке, быстро приближавшейся к причалу, она действительно думала только о письмах, которые ей хотелось послать тете Аделаиде и Марилу, чтобы рассказать им о чудесных событиях своей жизни: свадьбе, любви, новом лице, сделанном карандашом и помадой, двух мужчинах, желавших ее… Она мысленно отыскивала нужные слова, которые там, в Мехико, должны были вызвать восхищение, зависть, разочарование, тревогу, страх перед неумолимо надвигающейся старостью рядом с возрожденной молодостью, ощущение тюремной скуки рядом с безудержной радостью… «Какие у них будут лица?» — повторяла про себя Исабель с улыбкой, которая не имела никакого отношения к тому, как сладко и непроизвольно екало сердце.
— Когда мы здесь останавливаемся, Джек уезжает на пляж в Аккру, — сказал ей Лавджой, подмигивая и зажимая в кулаке пятифунтовую бумажку. — Вода в Аккре как слеза, сеньора, и Джек в своих бикини сводит с ума всех женщин!
