— Да заткнитесь! — крикнул Джек сквозь хохот соседей по столу и тут же послал Исабели одну из своих самых ослепительных улыбок, которую она приняла, хоть и смутилась, хоть и совсем низко опустила голову над тарелкой.
— Ну, так что же такое папарацци? — спросил мистер Томми, смачно жуя филе.
Чарли: — Итальянский солдат с петушиными перьями на голове.
Мисс Дженкинс: — Египетская курица с перышками итальянца на хвосте!
Томми: — Средневековая пытка: раскаленное железо, которым тычут в то место, откуда растет хвост.
Чарли: — Хвост стал темой сегодняшнего вечера? Прекрасно! Вообразите, что будет, если люди начнут узнавать друг друга по хвостам!
Томми: — Добрый день, сеньор! Какой у вас сегодня пышный хвост!
Мисс Дженкинс: — Подмажьте свой хвост румянами, и будете вы без изъянов!
Томми: — Как я узнаю ваш хвост на карнавале под такой маской?
Чарли: — Теперь с развитием хвостовой хирургии ты можешь стать знаменитой кинозвездой!
Мисс Дженкинс: — Прием пищи станет сплошным неприличием, зато друзей будут принимать в клозетах!
Томми: — И официанты не будут приносить, а только уносить.
Чарли: — Oh what a jolly world![44]
Джек ударил кулаком по столу:
— Да закройте вы свои мерзкие рты!
— Попал в самую точку! — завопил Томми. — Вот именно: закрыть рты и открыть…
— Папарацци — это те похабники, которым пришло в голову сфотографировать крупным планом грудь Аниты Экберг! — закричал Джек, давясь хохотом, который подхватили все остальные.
— Нет хуже, чем смешаться с людьми из низших классов, — сказал пунцовый от смеха Чарли, утираясь салфеткой.
— Спаси Британию! — громко икнул Чарли, поднимая свой бокал.
— Некоторые люди теряют чувство меры, — ледяным голосом проговорила дама, проходившая мимо их стола.
— Спаси, — повторил Томми, поднимая рюмку и обдавая даму откровенно презрительным взглядом.
— Этот королевский трон для шлюх, этот остров со скипетром, взятым напрокат, эта земля Величеств, это кресло Стефана Уорда, еще одного Энтони Идена и demi-tasse,[45] this happy breed of nymphs and kinkys,[46] эта кормилица гигантов Ямайки, это чрево, забеременевшее от Баттенбергов,[47] эта благословенная земля, эта Англия!
Томми плюхнулся на стул и посмотрел остекленевшими глазами на сеньору Дженкинс.
— Ну как? Есть ли у американцев такая поэзия?
Мисс Дженкинс величественно поднялась и, тряся двойным подбородком, запищала, не обращая внимания на смешки официантов, глазевших на это действо в опустевший столовой.
— Oh say! Can you see by the dawn's early light, what so proudly we hailed at the twilight's last gleaming!
