– То есть в мужеложстве?
– Именно. Ну и куда мне деваться было? С серебром я простился сразу, со всем и заранее – и, разумеется, оказался прав. Помню, как шпагу в угол сунули – вот ее вернули в целости. А дальше – как отрезало. Не помню ничего. Зато отчего-то с тех пор полагаю женщин, коим я достался, пусть и падшими, но добрыми и душевными. Что интересно, они меня тоже помнят – крепко и хорошо, если верить приятелям-завсегдатаям. Теперь, боюсь, без визита к врачу к невесте меня не подпустят. Между прочим, ребята с медицинского уважают сеньора Торквемаду, который осмотры не регламентировал, а перевел всех шлюх в Кастилии к чертям на дым, но я с некоторых пор предпочитаю ему сеньора Лойолу, который дал бедным девицам кусок хлеба, чтоб им не приходилось торговать собой. Когда с одной стороны – костер, а с другой – живот не подводит, всякая останется честной. И пусть дурная хворь и именуется французской[15], но приволок ее на полуостров Колумб! Прямо с торжеств по поводу открытия новых земель и началось: проваленные носы, лохмы гниющего мяса. Теперь наловчились втирать ртуть, зараза поутихла. Да, что это я о медицине? Не моя епархия! Зато с тех пор меня сравнивают чаще с графом Вильямединой, чем с самим Гонгорой. Оно и верно, если б не твоя рука, я бы сегодня, точно как граф, закончил жизнь в ночи и молчании… В стихах звучит романтично, а на деле – страшно. И нелепо как-то.
Диего затих. Только шаги, гулкие от узости стен. Наконец Санчо нарушил молчание.
– Для того и существуют друзья. Но, если правду? Как скоро ты закончился?
– Ты о чем?
Санчо хохотнул.
– При следующей инспекции я поспрашиваю девок, они мне и расскажут.
– Не расскажут.
– Это еще почему?
– Потому, что алькальд закроет заведение еще верней альгвазила.
– Верно… Ну ты и жук!
– На вашем фоне, сеньор, – простой навозник.
– Не годится. Навозники черные. А ты зеленый.
– Тогда саранча.
– Ты такой проглот?
– Точно.
– Придется прятать от тебя жену. Ей нравятся мужчины с хорошим аппетитом.
– Тогда у меня великий пост и больной желудок.
– Не стоит жертв, друг.
– Какие жертвы? На ночь много есть вредно. И вообще, объедание друзей – манера мошенника, а я судья!
Но вот тяжелые корзины сгружены наземь, и ключ поворачивается в замке.
– Я не герцог и не граф, – альгвазил словно извиняется, – у меня в доме нет тысячи глаз, чтоб уследить за вором. Приходится замыкать двери, хоть это и по-купечески. Эх, надо бы смазать, да все недосуг… Жену бы не разбудить…
