– Да, я нищий пикаро… Что поделать, сеньорита, так Испания награждает своих солдат…
Еще одна смена поведения. А толку? Сегодня Руфина неумолима.
– Тыловых дезертиров? – вокруг начинают собираться люди. Надо же, пикаро попытался обобрать Руфину де Теруан. Явно новичок в городе. Что ж, астурийская Хиральда[13] сотрет его в порошок. Стоит посмотреть! Пусть вместо шпаг – слова, андалусийская публика обожает любые поединки, от кровавых до поэтических. На сей раз подвернулось нечто среднее. Пикаро – явно пикаро! – понимает, что его уже не выпустят. Если он не убедит людей, что…
– Я был во Фландрии! Слыхали? А теперь солдат не нужен никому!
Руфина подняла бровь.
– Фландрец? Хорошо. Назови свой полк. Роту. Где стоял? Как выглядит ваше знамя? Имя полковника? Молчишь?! Тогда пошел вон!
Куда тут идти, если чья-то ловкая рука вытащила из ножен шпагу, другие ухватили за локти. Кто-то не побрезговал сорвать с пояса тощий кошель с медью, да половину просыпал. Ну а где звон монеты, пусть и медной, там и альгвазил.
– Солдат-самозванец? – хмыкает. – Занятно. Что ж, хочешь послужить королю – это дело. Только, сдается мне, место тебе на галерах. Впрочем, посмотрим. Если четки не краденые, бояться тебе особо нечего. Врать у нас пока не запрещено. Мое почтение, сеньорита!
Учтиво приложил руку к вислым полям шляпы, намекая на приподымание, повлек беднягу в узилище. Известное дело – кроме главной тюрьмы, воспетой Сервантесом и осмеянной Кеведо, в Севилье имеются и иные застенки, попроще. Места, откуда несложно выйти до суда и вместо суда, ежели у тебя довольно эскудо и поручителей. Что ж, в этом патруле нет алькальда, а если судья не выходит на улицу, как положено по городским установлениям, то задержанного приходится к нему вести.
Увы, большинство младших алькальдов работает только на бумаге, а те, что есть, свои должности унаследовали. Получая жалованье, они редко исполняют обязанности – и хорошо. Что может быть страшней судьи, не ведающего законов? Пожалуй, город прав, проще бросить таким горсть серебра, чем расхлебывать последствия их работы.
Между тем пока подруга в полном сообразии с традицией старого плутовского романа поменяла в жизни очередного пройдохи темную полоску на претемнейшую, донья Ана успела поблагодарить сеньора-perulero да в таких выражениях, что тот отныне при желании всегда сыщет и дом неуклюжей, но очаровательной девицы, и церковь, в которую та ходит по воскресеньям.
Они его не видят. Еще бы – людей в соборе немало, пусть и теряются под этими сводами, но эту парочку потерять невозможно. Высокая девица, что нанесла на рынке злой удар по карьере пикаро – и, верней всего, начала для того жизнь гребца королевских галер – в какой толпе затеряется? В ее походке и манере ни следа спокойной горделивости, свойственной девушкам Андалусии, славной красавицами. Напротив, весь ее вид словно просит: не смотрите на меня! И я на вас не буду…
