Образовав способную перемещаться конструкцию о двух головах, трех ногах и трех руках (считая только здоровые конечности), они двинулись прямиком к большой армейской палатке с надписью «Операционная». Павлу опять повезло: операционный стол только что освободился – Дементьев не успел и ахнуть, как оказался на нем, причем уже без сапог. Ему разрезали ножницами штанину, и женщина-военврач без всякого наркоза принялась копаться в его ране, пытаясь отыскать злополучный осколок. Капитан стиснул зубами угол простыни, сунутый ему в рот санитаром, изо всех сил стараясь не орать от боли.
Это ему удалось, а вот поиски осколка успехом не увенчались – он глубоко засел где-то в мышцах бедра.
– В эвакогоспиталь, – распорядилась врач, обработав рану йодом. – Следующий!
И через несколько дней Дементьев оказался в лесу под Воронежем, в эвакогоспитале номер девятнадцать-четырнадцать. Но и тут ему не стали резать рану, заключив, что нога – не сердце и что с осколком в бедре вполне можно жить. Павел не настаивал: рана понемногу затягивалась, и хотя первое время в перевязочную ему приходилось ходить на костылях, врачи уверяли, что скоро он обойдется без них.
– Танцевать будешь, капитан, – сказал ему хирург, – и по девкам бегать, рысью.
…Осколок немецкого железа спал тридцать лет, а потом ожил и, как показал рентген, начал путешествовать по мышцам бедра. В больнице хирург разрезал подкожный бугорок, и острый обломок металла размером чуть больше ногтя сам выпал наружу. «Тигриный зуб», – подумал Павел Михайлович, трогая его пальцем и вспоминая военный госпиталь № 1914.
* * *
В офицерской палате госпиталя их было четверо – Дементьев и три танкиста, тоже раненных на Курской дуге. Узнав об обстоятельствах ранения Павла, они дали ему прозвище «укушенный «тигром», хотя и сами танкисты пострадали от зубов тех же «хищников». После ада «огненной дуги» госпиталь казался раем – чистое белье, сытная еда, спокойный сон без тревог, улыбчивые девушки в белых халатах. Все четыре офицера были молодыми парнями в расцвете юности, двадцатого-двадцать первого года рождения, и молодость, быстро забывая грязь и кровь страшной войны, брала свое. Энергия била через край – «четыре мушкетера», как их называли, шутили, смеялись, пели, гуляли в лесу, слегка безобразничали, заигрывали с медсестрами и даже организовали самодеятельный театр, давший всего один спектакль, но зато с бешеным успехом.
Месяц лечения прошел незаметно, и Павел затосковал. Осколок немецкого снаряда сидел у него в бедре, а в голове неотвязно крутилась одна и та же мысль: «Пора на фронт, в свой родной четыреста шестьдесят первый особый артиллерийский дивизион!» Дементьев донимал главврача, пока не услышал от медицинской комиссии заветное «Здоров!»
