Ну, это чувство нам знакомо. У меня так иногда с утра бывает. И как ты выбрался?
Никак. Мне пришлось провисеть там остаток ночи. На следующий день пришли паломники и освободили меня. Они тянули меня за ноги, а это было еще ужаснее. Тогда я и впрямь почувствовал, что у меня отрывается голова.
Хадж Гарун нерешительно замялся.
О'Доннелл?
Да?
О'Дрисколл?
Я здесь, от ушей и до самого хвоста.
Знаешь, мой разум вдруг совершенно опустел.
И почему?
Не представляю себе. Я должен это обдумать.
Хорошо.
Но это не поможет, потому что разум-то у меня опустел. Не с чего начать. Господи, мне кажется, что я сегодня заплутал, бродя по кругу.
Неожиданно Хадж Гарун рассмеялся.
Я знаю почему. Это потому, что мы здесь. Это для меня особенное место.
Старик хихикнул и снова водрузил шлем на голову. Он побрел к церкви и начал изучать стену. Он внимательно оглядел себя в маленьком несуществующем зеркале и отступил на шаг, чтобы осмотреть себя в полный рост. Все это время он что-то бормотал, улыбался и поигрывал бровями.
Кажется, серьезно озабочен собственной внешностью, подумал Джо.
О'Брайен?
Да?
Я никогда не видел шлема, на котором было бы больше вмятин, чем на моем. Не похоже ли это на самое историю? Всегда наготове очередная порция ударов по голове? Неизбежных и неотвратимых?
Вроде бы так.
Но есть и другие минуты в жизни, О'Коннор, действительно незабываемые минуты. Вот, например, в этом самом саду, во времена моей юности.
Твоей юности? Ничего себе крюк. Куда тебя на сей раз занесло?
В эпоху персидского вторжения. Вот были времена, ты и представить себе не можешь.
Хадж Гарун мягко рассмеялся.
Такие длинные, неторопливые дни, О'Дэйр. Пока мы жили под персами, я без конца ел чеснок и всегда носил кожаный браслет, в который было вшито правое яичко осла.
Да ты что. Что за странный обычай?
Чтобы умножить мою мужскую силу.
Ах вот как.
Да. И когда это было необходимо, я мог вызвать у женщины выкидыш через рот.
Это как?
Да вот так. В те времена такое все еще было возможно.
Понимаю.
И я тогда очень часто общался с дамами, поэтому мне приходилось этим вплотную заниматься. Горячие были деньки, О'Кейси, когда персы были здесь.
Горячие?
Секс. Только секс и еще раз секс. Секс без правил. Я был ненасытен.
Жар в паху, другими словами. Все не мог утолить жажду?
Да, не мог. До тех пор, пока царевна наконец не взяла меня в любовники. Я даже год помню. Четыреста пятьдесят четвертый до Рождества Христова.
Да иди ты! Чеснок и правое яичко осла в четыреста пятьдесят четвертом году до Рождества Христова сделали свое дело? Это поразительно уже само по себе, ведь такая точная датировка тебе, мой друг, не свойственна. Обычно мы с тобой можем разве что определить эпоху, да и то приблизительно.
