Ты уж точно моложе меня.
Правильно. Если быть точным, скоро отмечу двадцать пятый день рождения.
Но это настоящий возраст, а он, знаешь ли, здесь ничего не значит.
Я-то знаю. Мне уже сообщили в мои первые голодные дни в Священном городе. Мне сказал монах, чье послушание — печь хлебы в пекарне при монастыре, он же дал мне этот мундир, наградил меня Крестом королевы Виктории и поселил в Доме героев Крымской войны. Возьми форму и медаль «За отвагу», сказал он, и твой настоящий возраст перестанет быть проблемой в Иерусалиме. Так сказал бывший МакМэл'н'мБо, монастырский пекарь и мой первый здешний благодетель.
Хадж Гарун наклонился и подобрал плоский стершийся камень. Он вгляделся в него.
Монастырский пекарь, ты сказал?
Да, именно, он самый. И когда, приехав сюда, я скинул рясу монахини ордена Бедной Клары и стал одним из иерусалимских бродяг и отщепенцев на вершине горы, именно он поставил меня на ноги.
Я его знаю, сказал Хадж Гарун, вглядываясь в камень.
Знаешь?
Это ведь он печет хлебы четырех разных форм?
Да, это он.
Одни — в форме его родины, другие — в форме его бога, третьи — в форме земли, где он осознал всю бесплодность своей борьбы, четвертые — в форме Иерусалима, где он обрел мир.
Все это так, это он. Ирландия, крест, Крым и Иерусалим.
Он больше ничего не делает. Печет и печет свои хлебы в Старом городе — и доволен.
Точно. Но откуда ты его знаешь?
Я с ним знаком уже очень давно, с тех самых пор, как он появился здесь. В Иерусалиме всегда есть кто-то, кто играет такую роль.
Вот оно что. И когда он появился?
В первом веке нашей эры. Вскоре после смерти Христа.
Ух ты.
Да. Пек свои хлебы в Старом городе — жизнерадостный парень, что тогда, что сейчас. Приплясывал у печи, месил тесто, и сандалии стучали по камням, когда он плясал.
Он весь в этом.
Свои хлебы он приправлял, точно тмином или имбирем, мудростью — смехом, весельем и стихами, — он бормотал сказки, и всегда в его глазах горел веселый огонек.
Господи, да точно это он.
Веселый он человек, жизнерадостный, наш монастырский пекарь, мы всегда на него полагались. Конечно полагались. Мы бы без него не смогли.
Хадж Гарун поднял глаза от каменного зеркала. Он улыбнулся.
Да. У Иерусалима должен быть свой монастырский пекарь со своей закваской и смехом — со своей закваской и танцами у печи. Он дает нам что-то, без чего нельзя обойтись в Священном городе, что-то простое, но особенное, без чего нам не прожить. И мы благодарны ему за это.
