— Ещё можно предотвратить беду. Важно выиграть время, — сказал Фаустино. — Заставь поскорей барона освободить пленников, и я уговорю стрелков отказаться от их намерений.
— Пропади они пропадом, ты прав! Эй, паж, позвать ко мне тирольского барона! Да пусть поторопится.
Пока слуги и оруженосцы облачали кондотьера в доспехи, вернулся смущённый паж.
— Ваша милость, барон не хочет вставать. Он сказал, кто в нём нуждается, пусть сам приходит.
— Упрямый бес! Мы теряем драгоценные минуты! Буди рыцарей, я поговорю с немцем.
В сопровождении солдат предводитель крестоносцев направился к палатке барона. Альбрехт фон Кагель встретил его у входа:
— Чем могу служить высокому гостю?
— Почему ты не явился на зов? — строго оборвал тирольца Коккарелло. — Сейчас же выпусти взятых тобой стрелков.
— Himmel und Hölle![35] Чтобы я освободил воров! Объясни, что это значит!
— Теперь не время объяснять, барон! Делай, как я велю, иначе пожалеешь!
— Я никогда ни о чём не жалею, — надменно возразил Альбрехт фон Кагель. — С этими скотами поступлю так, как они того заслуживают. Кто может заставить меня отступить от рыцарского слова?
— Тогда пеняй на себя! Ты затягиваешь петлю на собственной шее.
Старый полководец махнул рукой и повернулся назад. В этот момент со стороны храма донеслись тревожные крики и звон мечей. Проклиная спесивого германца, кондотьер поспешил к своим.
Благодаря бдительности приора многие верчельские воины были уже на ногах и успели вооружиться. Наскоро построив людей в боевую колонну, Коккарелло повёл их к храму, откуда всё сильней доносился шум.
— Во имя креста и мадонны сомкните ряды! Развернуть знамя!
С громкими возгласами: «Верчелли! Верчелли! Бей отступников!» — рыцари ринулись вперёд.
Неожиданный контрудар сильного, хорошо сплочённого отряда вызвал в рядах нападавших замешательство. Почти овладевшие храмом и трапезной, стрелки после короткой схватки отступили. Коккарелло удалось освободить большую часть монастырского двора. Только ночная темнота, не дававшая возможности судить о численности противника, и боязнь потерять удобную позицию удержали верчельцев от преследования. Укрепившись вокруг храма, они стали трубить сбор, призывая к себе союзников.
Между тем по всему лагерю разнеслись воинственные кличи.
— Дольчино! Дольчино! Лонгино Каттанео! Амброджо Саломоне! — вторили в разных концах сотни глоток.
Не давая крестоносцам опомниться, братья врывались в палатки и шатры. Тяжёлые крестьянские топоры всюду сеяли смерть. Рыцари, оруженосцы, латники в панике метались между повозок, сталкиваясь и опрокидывая друг друга.
