и его соратники не подвергались бы воздействию гнилостных миазмов варшавского болота. Ведь стоило вам самому перебраться в Париж, как вы, по вашему же признанию, вдохнули свежий воздух и обрели новые надежды.
О ваших соотечественниках. Они не чета своим варшавским и даже парижским собратьям. Они здесь активны и лишены иллюзий о создании роты инвалидов для разгрома большевиков. Они трезво понимают свое место и свои возможности. Я установил контакт кое с кем из них, и мы уже делаем нечто весьма конкретное, что доставит большевикам, по крайней мере, крупные неприятности. Что именно, буду в Париже, расскажу, но уверен, вы одобрите и сами придумаете что-нибудь еще более эффектное.
Не знаете ли вы по России или по более позднему времени такого господина — Геральд Иванович Зиверт? (Какое смешное соединение английского, русского и немецкого!) В нашей, конечно же, образцовой картотеке его не оказалось. Впрочем, фигура он явно немецкая, чего он и не скрывает, ибо это в конечном счете не имеет никакого значения — у котла все действуют плечом к плечу. У него здесь официально апробированное предприятие под названием «Дейче остпрессбюро». Я хотел бы подобраться к нему поближе, но для этого надо бы узнать о его шефе хоть самую малость. Припомните, дорогой Борис Викторович... Другая активная фигура — Владимир Орлов, о котором я не раз говорил вам как об активном и надежном антибольшевике и даже рекомендовал его вам. В случае каких-нибудь ваших шагов в направлении Берлина на этого человека можно надежно опереться. Здесь он врос прочно. У него контора, которая согласно вывеске занимается чем угодно, вплоть до бракоразводных дел. Но главное его дело — расторжение брака России с большевиками. Человек он очень серьезный, единственная его беда — любит выпить. Он работал в контрразведке Врангеля, и синодик его вины перед большевиками столь велик, что в этом человеке можно не сомневаться, для него альтернатива ясна — или он, или большевики. Вот с ним-то я и предпринял то конкретное дело, о котором сказано выше...»
. . . . . . . . . . . . . . . .
Дружиловский появляется в Берлине в это же время. Пока он в здешней обстановке как следует еще не разобрался, однако нюхом чует благоприятный воздух. Вот что он записывает в это время в своем дневнике:
«Вдруг подумалось: братцы, я же среди немцев, среди исконных, заклятых и смертельных врагов России, как втемяшивал нам в головы в школе прапорщиков штабс-капитан Козлов. Но не находится ли где-то здесь и сам поборник святой Руси штабс-капитан Козлов? Тут до черта подобных ему, и все они кормятся при немцах. А все ж как подумаешь, страшновато делается. Но Андреевский, мой добрый покровитель, говорит, что все на белом свете так перемешалось, что в этой бурде сразу не разберешься, кто черт, а кто ангел.
