«Мало ли что сказал! Плюнь на это и крути ещё пятую петлю… Кашу маслом не испортишь!.. Ну?!.»
И Шашин приготовился было к выполнению пятой петли, но левая рука его вдруг убрала газ, он плавно взял ручку на себя, нажал на левую педаль и сорвался в штопор — следующую фигуру, указанную в задании на этот самостоятельный полёт в зону…
На земле, выслушав доклад курсанта о полёте, инструктор Хворостьян недовольно спросил:
— Чего это вы после петель, вместо того, чтобы сразу же выполнить штопор, так долго тянулись по прямой?
— Я хотел… — замялся Шашин: — Я думал…
— А надо было пилотировать! — с укором сказал инструктор. — О чём же это вы, если не секрет, «думали»?
— Мне очень хотелось сделать ещё одну петлю, — тихо признался Шашин.
Хворостьян посмотрел в глаза своему курсанту: в них были прямота и что-то твёрдое, что появляется, когда юноша уже заметно для окружающих становится мужчиной.
— И что же? — голос инструктора стал звонким и звучал хлёстко.
— Не сделал…
— Не решились? — пытливый взгляд инструктора направлен на курсанта в упор.
— Наоборот, решился не сделать, — ответил Шашин, выдержав этот взгляд.
Глаза Хворостьяна потеплели, в них засветилась такая ласка, что Шашин почувствовал себя человеком, выполнившим нечто очень значительное, важное.
— Я вам ставлю отлично за эту «пятую», не сделанную вами петлю — она для вас дороже выполненных четырёх!..
* * *
После окончания школы Шашина направили в Среднюю Азию, где он работал несколько лет…
Как-то, залетев в Ашхабад с ночёвкой, Шашин забрёл на часок в биллиардную аэропорта. Здесь уже собралась весёлая группа авиаторов и, окружив стол, обсуждала ход партии. Играли в «пирамиду». Один из игроков привлёк всеобщее внимание своим явным превосходством. Он легко и свободно держал тонкий кий, целился быстро и не напряжённо и, хотя ударял кием без всякого усилия, шары стремглав скрывались в лузах с таким грохотом и так точно, что нельзя было наблюдать его игру без восхищения.
Посмотрев внимательно на игрока, Шашин невольно весь подался к нему, и глаза его радостно заблестели. Это был человек среднего роста, сухощавый, уже с проседью в рыжеватых волосах. Его скуластое лицо с зоркими глазами и острым подбородком было очень знакомо Шашину. Играл он спокойно, а то, что он курил папиросу за папиросой, вероятно, следовало отнести за счёт давней привычки.
В ту минуту, когда Шашин подошёл к столу, борьба на зелёном поле подходила к концу: оставалось положить последнего шара — «пятнадцатого», — стоявшего неподалеку от угловой лузы.
