— Мне весь день кажется, что вот-вот кто-то придет, — выговорила Песька. — Я беспокоюсь и не знаю отчего.
Ей не ответили, и каждый подумал про себя: бедная, бедная!
Старик начал раздеваться. На стенах появились тараканы и зашуршали; и они творили жизнь!
— Да, надо ложиться, — зевнув до слез, произнес вдруг Мотель, выходя в лавочку, и все вздрогнули.
— Подожди, — дрожащим голосом сказала Этель, — я сейчас приду и помогу тебе.
Он взглянул на нее и дико обрадовался.
"Ого, — подумал он, — ого!.."
Старуха начала ворчать. Что за разговоры ночью? Маня, раздевшись, стояла уже у дверей, играя наготой перед Мотелем, и когда перехватила его жаркий взгляд, улыбнулась, потушила лампу и легла.
— Плохо тому, кто теперь переходит границу, — зевая, произнесла Голда и прислушалась.
— Есть Бог, — прошептала Песька. — Он есть, мать.
А ночь шла. Как усталый путник в бесконечной степи, без звезды впереди, она шла усталая, залитая кровью, залитая слезами, она шла, чтобы идти и снова придти и идти без конца. И шла безрадостная навстречу безрадостному дню…
Вошла Этель, и во тьме шаги ее казались покорными.
— Кто там? — прошептала Песька.
Она присела на кровати, морщась от острой боли, и, повернувшись, бросила во тьму:
— Моя душа с тобой, Этель!
Этель не ответила и пошла раздеваться.
— Кто-то стучит, — произнесла она вдруг громко и прислушалась.
— Где стучат? — спросила Голда сонным голосом.
Песька замерла.
— Конечно, это он, — пронеслось у нее.
— Стучат, — послышался из лавочки голос Мотеля. — Сейчас узнаю, что это.
— Опять разговоры, — проворчал Мендель. — Даже ночью нет покоя!
Упал железный крюк. Проснулся ребенок и от страха заплакал.
— Вот уж ночь, — недовольно сказала Голда и поднялась. — С кем это Мотель разговаривает?
Донеслось восклицание, потом голос, знакомый, невозможный…
— Но это Левка, — все плохо соображая, крикнула Песька, — ну да, Левка. Я с ума сошла! Зажги, Этель, лампу.
Никто не понимал, что случилось, а темнота вносила еще больший беспорядок в начинавшийся шум.
— Кто приехал, кто? — допрашивала Голда, поймав чьи-то руки. — Как он смел приехать, слепая лошадь! Пусть едет назад!
— Конечно, назад, — мрачно поддержал Мендель. — Как здесь темно. Вот уж темно! Я тоже говорю: назад! Закройте двери, — его еще могут увидеть. Почему он приехал? Маня, зажги лампу…
Комната осветилась вдруг. Наступил тревожный миг. Кто-то робкими шагами входил в комнату и, казалось, шел бесконечно долго, бесконечно медленно.
