Руководствуясь такими соображениями, достойными человека, посвятившего жизнь искреннему служению искусству, Фрэнсис без тени неловкости выложил внимательной слушательнице все, что знал о недавних происшествиях в гостинице. Он рассказал о своем приключении, о бессоннице Генри и кошмарах, преследовавших миссис Норбери, не забыв упомянуть и о вспышке суеверного ужаса, вызванного этими событиями в умах невежественных слуг.
— Все это — нелепый вздор, если судить здраво, — говорил, усмехаясь, мистер Вествик, — но если взглянуть по-другому… Есть что-то драматическое в призрачном влиянии, в переживаниях, которые испытывают родственники покойного, находясь в роковой комнате. Они сменяют друг друга. Обстоятельства нагнетают напряжение, и наконец сюжет достигает кульминации — появляется избранник, который воочию видит призрак, так сказать, эманацию неприкаянной души, и узнает страшную тайну. Нет, графиня! Это материалы для пьесы! Великолепные материалы для пьесы!
Мистер Вествик умолк. Его спутница стояла не двигаясь и также молчала. Фрэнсис наклонился и взглянул на нее пристальней.
Содержатель театра никак не ожидал, что его рассуждения о новой постановке произведут на собеседницу такое странное впечатление.
Графиня словно превратилась в камень. Жизнь сошла с лица ее, глаза были неподвижно устремлены в пространство. Фрэнсис взял женщину за руку. Рука была холоднее каменных плит, на которых они стояли. Фрэнсис отшатнулся и спросил тихо:
— Вы не больны?
Ни один мускул не дрогнул на лице графини.
— Вы ведь не столь суеверны, графиня, чтобы всерьез отнестись к моим россказням?
Ее губы медленно зашевелились. Казалось, женщина делала огромное усилие, чтобы ответить.
— Громче, — сказал Фрэнсис. — Я вас не слышу.
Графиня продолжала попытки вернуть самообладание. В ее холодном тусклом взоре забрезжил слабый свет. Через минуту Фрэнсис мог расслышать некоторые слова.
— Я никогда не задумывалась о втором мире, — шептала женщина, глухо и невнятно, как во сне.
Мысли графини устремились к ее последнему свиданию с Агнессой, к пророчеству, которое она сама невольно произнесла тогда. Мистер Вествик напрасно вслушивался в хриплый шепот женщины. Слова ее казались ему бессвязной абракадаброй, и опытный драматург не мог выловить в них ни крупицы смысла. Меж тем, следуя течению собственных мыслей, глядя в лицо собеседнику, но не замечая его, графиня продолжала:
— Я считала, что нас сведет вновь какое-нибудь ничтожное событие, случай. Я ошиблась. Я думала, что расскажу ей о Феррари, если она заставит меня. Неужели не только она властна надо мной? Неужели возможно вмешательство его воли? Неужели, когда она встретится с ним, увижу его и я?!
