Но Димитрия сильно связывала с Польшей и католичеством его предстоящая женитьба на дочери Мнишек, католичке Марине. В Москве, с первых дней воцарения в ней Димитрия, появилось много поляков. Они шумно гуляли по улицам, оскорбляли народ, не считаясь совершенно с прохожими, и даже позволяли врываться в дома. В скором времени ожидался въезд в Москву Марины и ее многочисленного штата сопровождающих родственников, знати и военных. Поведение поляков отражалось в сильной степени и на отношении народа к Димитрию, что служило главным средством возбуждения народного против него недовольства. И действительно, уже при коронации Димитрия, а также и потом, при посещении им церквей и соборов, сопровождавшие поляки сидели на лошадях и во время богослужений трубили в трубы и били в бубны. Главной целью во внешней политике Димитрий ставил войну с Турцией. Он с первых дней, после коронации, начал готовиться и собирать войска в Ельце, внимательно следил за отливкой новых пушек и сам проверял их меткость.
После длительных переговоров Димитрия с польским правительством, наконец было условлено о времени и порядке въезда Марины в Москву. 2 мая с большим великолепием и многочисленной свитой Марина въехала в Москву. Многочисленная сопровождавшая ее свита была размещена в Кремле, откуда были выведены прежние обитатели — купцы, духовенство и даже бояре. Венчание их с Димитрием произошло без согласования с церковными уставами, 8 мая, в пятницу, под праздник Николина дня. В Кремле начались свадебные веселья, на которые русские не допускались, за исключением некоторых приглашенных. Этим решили воспользоваться враги против Димитрия.
Во-первых, недовольство политикой Димитрия стало проявляться в Польше. После того, как Димитрий заявил, что он не уступил полякам не только Северской земли до Смоленска, но вообще ни одной русской земли, и отказал строить католические храмы в Москве, и, конечно, исключал всякие надежды на «воссоединение» церквей под властью папы, польский посол Гонсевский угрожающим тоном заявил ему, что Борис Годунов жив и находился в Англии. Димитрий на эту угрозу ответил: «Я вам не Годунов и меня этим не запугаете».
Более опасным был заговор внутренний. Во главе заговорщиков был князь Василий Шуйский. Через своих агентов он распускал слухи: «Что это за царь? По всему видно, что не настоящий сын Ивана: обычаев старинных не держится, ест телятину, в церковь ходит не так прилежно, как прежние цари, а перед образами не очень низко поклоны кладет; в баню не ходил, хоть бани и каждый день топятся, а он со своей еретичкой спит, да так и необмывшись, в церковь идет, и за собою поляков ведет, а они собак вводят в церковь, святыни оскверняются… Нет, он не может быть истинный Димитрий». Начинали в толпе восхвалять и Годунова. «Крикунов» хватали, но Димитрий миловал их. Поляки стали видеть опасность и предупреждали Димитрии, но он не верил и не принимал никаких мер. Верными ему оставаясь часть казаков с атаманом Карела, которые были оставлены при Димитрии после его коронации, и ухода Войска на Дон. Карела, гуляя по Москве, зорко следил за настроением и всех строго преследовал за распространение ложных слухов о Димитрии. Тогда агенты Шуйского стали распространять слухи в народе, что в Москве нет жизни от казаков.
