— Теперь мне все равно, Махмуд… После всего, что случилось… Сейчас уже ничего не изменишь… Меня можно вообще не замечать. Я же не человек! Я тряпка! Половая тряпка!
Она закрыла лицо руками и дала наконец волю слезам. Она беззвучно рыдала, сотрясаясь всем телом. Глядя на нее, Махмуд почувствовал, что у него самого подступает комок к горлу. Он нежно положил руку ей на плечо.
— Ну зачем ты так говоришь, Лейла? Ты слишком все преувеличиваешь! Не стоит так расстраиваться из-за пустяков.
— Ничего себе пустяки!
— Знаешь, Лейла, — со вздохом произнес Махмуд, — важно, что ты сама уже все поняла. Поняла, что совершила проступок. А раз так, то убиваться вовсе ни к чему!
Лейла сбросила его руку со своего плеча и резко встала:
— И ты… Ты тоже, Махмуд?
— Будь благоразумной, Лейла! Давай поговорим спокойно.
— А что такое ваше благоразумие? Я ничего в нем не понимаю и не смогу, наверное, понять!.. Вот вы все твердите, что я совершила проступок. Но ведь я же никого не убила, никого не обворовала. Я, как тысячи других девушек, пошла на демонстрацию, чтобы вместе со всеми выразить свои чувства. В этом все мое преступление!.. — Немного помолчав, она с горечью добавила: — Конечно, преступление. Как я могла возомнить себя человеком? Я совершенно забыла, забыла, что я не человек, а девушка… «молодая ханым»!
Лейла истерически рассмеялась.
— Разве не это ты хотел мне сказать, Махмуд?
— Нет, я не говорил и не думал говорить подобные глупости. Ты сама это знаешь. Я с уважением отношусь к женщинам и стою за их равноправие…
— На бумаге? Только на бумаге, не так ли, Махмуд?
— Что на бумаге?
— Все! Все эти красивые слова! А на деле? Достаточно лишь твоей сестре вместе со всеми выйти на демонстрацию, как ее считают преступницей. Она совершила ошибку! Ошибку, за которую должна нести наказание! Расплачиваться своей шкурой!
— Ты не должна так говорить! Успокойся! Я попытаюсь сейчас тебе все объяснить.
Лейла сокрушенно покачала головой:
— Я совсем запуталась, Махмуд! Ничего не понимаю! Где правда, где ложь… Где подвиг, где преступление… Не знаю, кому верить, кому не верить… Что мне делать? Скажи, Махмуд! — вырвалось у нее из самой глубины души, как отчаянный крик о помощи. Она умоляюще посмотрела на Махмуда.
Махмуд растерялся. В душе он сознавал, что она права, он не мог уже отделаться обычными, ничего не значащими словами или просто потрепать ее по щеке. Сестра стала взрослой, гораздо более взрослой, чем он предполагал.
