— Смерть легавым и чекистам, привет ворам-рецидивистам! — прорычал «особист» и стал по-хозяйски осматриваться.
Обитатели купе спросонья нехотя ответили на приветствие.
— Так, мужики, — добавил негромко «особист», — во избежание эксцессов все дружно развязывайте мешки и по очереди высыпайте содержи- мое на стол. А я буду решать, что ваше, а что мое. Деньги, чай, курево — пополам, остальное как придется.
Зеки выжидали и не спешили расставаться со своим добром.
Как тонкий психолог, «особист» начал с самого слабого. Он наотмашь ударил по голове тыльной стороной громадной ладони сидящего с краю перепуганного долговязого очкарика, у которого безошибочно просвечивался на лице общий режим, то есть первая судимость.
— Ты, гнида очкастая, еще какаешь домашними пирожками, — пробасил он, — а я уже восьмой год, кроме арестантской пайки, ничего не пробовал.
Этот аргумент произвел на всех неизгладимое впечатление. Собрав кровавые сопли в кулак, пострадавший высыпал содержимое своего «сидора» настал.
«Особист» достал из-за пазухи необъятный мешок и стал не спеша складывать в него консервы, чай, колбасу, сало и предметы первой необходимости, которых входили конверты, носки, трусы, мыло и зубной порошок.
— Отдавайте с легким сердцем, — приговаривал он. — Вам от этих продуктов одни хлопоты. Впереди — свердловская «пересылка». Все равно у вас там все это отнимут. А я отвезу «грев» братве на Чинья-Ворик, на особый режим, И вам это зачтется.
Окинув всех внимательным взглядом, он опять остановился на очкарике.
— Скидывай дубленку, она тебе ни к чему. Все равно, пока будешь сидеть, ее в каптерке моль побьет. А я из нее себе душегрейку сошью.
Парень покорно снял и отдал дубленку.
Мурад молча наблюдал за происходящим. Он хорошо понимал, что этот «особист» — обыкновенный махновец и шерстит вагон с молчаливого согласия начальника конвоя, что часть улова в виде дубленок, кожаных курток и плащей достанется «красноперым».
— А ты что там затихарился, потомок Чингисхана? — обратился к Мураду «особист». — Что, не хочешь проявить арестантскую солидарность? За такой проступок в Порту-Ванино на сходке зарезали двоих.
— А ты ничего не перепутал, неверный? — спокойно спросил Мурад, усаживаясь на верхней наре по-турецки. — Мне, кажется, это было не в Порту-Ванино, а в Магадане, и зарезали двоих не за отсутствие солидарности, а за то, что они грабили мужиков на этапе.
Что-то в поведении Мурада было непонятно «особисту», и он на мгновение потерял инициативу Мурад не замедлил этим вое пользоваться, схватил «особиста» двумя руками за голову и резко ударю его липом о край верхней полки. Тот «поплыл», но, не потеряв самообладания, стал молотить на право и налево огромными, как гири, кулаками. В тесном купе досталось всем, кроме Мурада, он легко уклонялся от тяжелых ударов, потом спрыгнул в проход и сильным ударом ноги в пах согнул здоровяка пополам. Не давая ему прийти в себя, Мурая обхватил противника за шею и, пригнув к полу, несколько раз ударил коленом в голову. Чувствуй. что сопротивление еще не сломлено, он захватил «замком» шею «особиста» и провел удушающий прием.
