Начальник конвоя, обходя лужи, медленно прохаживался вдаль колонны.
«Какие тупые, бездумные у них рожи, — подумал он, — ни одного осмысленного лица».
Настроение было под стать погоде. С похмелья болела голова.
Хотелось побыстрее в теплое купе, где ждала непочатая бутылка чистого медицинского спирта.
— По сторонам не смотреть! Смотреть только под ноги! — крикнул он и добавил несколько крепких выражений. Посчитав, что команда выполняется недостаточно быстро, он благим матом заорал:
— Всем лечь! Руки за голову!
Конвойным собакам передалось настроение хозяина, и они, брызгая слюной, рвали поводки. Угрюмые зеки нехотя повалились в осеннюю грязь. Попросив у Аллаха даровать ему терпение, Мурад вместе со всеми растянулся на перроне, предусмотрительно подложив под голову тощий «сидор».
Очутившись одним из первых в купе, Мурад снял телогрейку, бросил ее на верхнюю полку и стал осматриваться. «Столыпинский» вагон чем- то напоминал обычный, плацкартный. Единственным отличием были мелкие двойные решетки на окнах и решетчатые двери, отделяющие каждое купе от прохода.
Способ доставки заключенных к месту отбывания срока не изменился со времен царского министра Столыпина. До этого осужденных заковывали в кандалы и по Владимирскому тракту, под конвоем казаков, пешком гнали в Сибирь. Партия каторжан двигалась медленно, и этапирование затягивалось на долгие месяцы. Министр посчитал, что это бесчеловечно, и предложил этапировать их по железной дороге, чем и увековечил свое имя.
Мурад лежал на верхней наре и наблюдал, как купе наполнялось мокрыми, промерзшими зеками. Вскоре вагон качнуло, послышался лязг отпускаемых тормозов, и поезд пошел на восток, в неизвестность.
Под мерный стук колес Мурад размышлял о бренности и непостоянстве всего земного: «Жизнь — это призрачная утеха, обольщение и тщеславие, прах и суета, забава и игра, она только пользование обманчивое», — вспомнил он строки из Корана. Не так давно у него все было нормально. Еще год назад он был жив, здоров и на свободе, а теперь было все иначе. Под утро щелкнул замок, металлическая решетчатая дверь отодвинулась и в купе, пригнувшись чтобы не зацепиться головой о верхнюю планку дверного проема, протиснулся горилоподобный «особист». Одет он был в полосатые телогрейку и штаны. На огромной голове чудом удерживалась полосатая шапка-ушанка, одно ухо которой торчало вверх, другое — свисало. На спине с левой стороны была нашивка в форме бубнового туза. Тех осужденных, кого суд вследствие тяжести преступлен» и повторных однородных судимостей признавал особо опасными рецидивистами, из соображений безопасности переодевали в полосатую робу сразу же после суда — в пересыльной тюрьме. Заключенные остальных режимов шли по этапу в тех вещах, в которых были при аресте. По мере продвижения верхняя одежда не раз меняла своих хозяев и обменивалась на водку, наркотики, чай. Вертухаи на «пересылках» и на этапе охотно участвовали в таких сделках.
