– Они не смогут ехать дальше.
– А вы думаете, я этого не знаю? – пробурчал Мэррей. – Ещё до отъезда из Дарлингтона их лошади были едва живы.
Уинт пожал плечами.
– Я отправлю вестового в Додж-Сити, – сказал Мэррей. – Там должно быть уже известно – телеграфировал полковник или нет. Было бы неплохо, если бы они послали один-два эскадрона на север. Они могут также отправить воинский поезд, из Санта-Фе и тогда индейцы попадут в ловушку.
– Но полковник может подумать…
– Плевал я на то, что он подумает! – сказал Мэррей. – Я хочу покончить с этим делом.
– Ну хорошо, – ответил Уинт. – Хорошо.
И вот один из солдат отправился в Додж-Сити, а остальные опять поехали на север, по следу Шайенов.
В Канзасе ранчо стали попадаться чаще, но когда ферма преграждала путь, широкий след индейцев делал петлю. Затем отряд достиг пустынного района, где не было ни души. Только два ковбоя маячили вдали.
Наконец лейтенант Фриленд подъехал к Мэррею и сказал:
– Лошади не смогут долго выдержать, сэр.
– Не смогут?
Фриленд не произнес больше ни слова. Но Мэррей и сам видел, что лошади загнаны и измучены, покрыты потом, все в мыле и дрожат даже на ходу.
Уже под вечер следопыт Джески, придержав коня, указал на струйку дыма вдали. Мэррей поднял руку, чтобы остановить отряд. Дым то разбивался на множество мелких струек, то опять сливался в одну.
– Конец следа, – тихо сказал Уинт.
И Мэррей заметил, что Уинт расстегнул кобуру револьвера. Солдаты сбились в кучу, хрипло дыша, наклонившись вперёд. Их синие мундиры были покрыты серой и коричневой пылью, а лица за три дня обросли щетиной. Без слов они смотрели на дым. Мэррей медленно повел их вниз к реке, но заросли кустарника покрывали её берега, и солдаты не дошли шагов сто до русла.
Уинт указал вверх по реке: на расстоянии примерно мили почва, постепенно повышаясь, образовала нечто вроде насыпи, и Шайены, по всей вероятности, разбили лагерь именно здесь.
– Не нравятся мне эти кусты, – сказал Мэррей. Лейтенанты Фриленд, Гатлоу и Ауслендер подъехали к капитанам. Они были в сильном возбуждении и кусали себе губы, чтобы не разразиться потоком слов. Им предстоял первый бой, и в своём воображении они уже представляли, как, вернувшись на восток, рассказывают увлекательные истории о настоящих сражениях с индейцами. Гатлоу, розовощекий рыжеватый юноша двадцати двух лет, был сыном постоянного жителя прерий, и ему не терпелось поведать обо всех этих событиях отцу как мужчина мужчине. Ауслендер старался сохранить невозмутимость и достойный вид. А Фриленд неудержимо улыбался, словно мальчишка.
