Последняя граница | страница 2



и квакером более или менее искренним, то и старался скрывать эту гордость, а когда она всё же бывала уязвлена, то наряду с отчаянием испытывал даже некоторое моральное удовлетворение.

Подойдя к школе, он обнаружил, что здание вновь нуждается в окраске. В другом климате краску постепенно разрушают зимние холода, здесь же, в этой невыносимой жаре, краска с дощатых стен попросту выкипает.

Майлс покачал головой. Он знал, что бесцельно было просить о дополнительных материалах на ремонт сейчас, когда урезывалось даже продовольственное снабжение.

Он перешёл ложбинку, наполненную мельчайшей пылью, доходившей ему до щиколоток. Тут было бесполезно обтирать башмаки. И, покашливая, он продолжал идти в клубившемся облаке красной пыли.

Босоногий Арапах, завёрнутый в грязное жёлтое одеяло, преградил ему путь. С его губ полился поток мягкой, певучей индейской речи. Пыль, поднятая шаркающими ногами Арапаха, встала стеной между ними.

Майлс знал этого человека. Его звали Роберт Кричащий Ястреб. Он немного говорил по-английски. За шесть лет, проведённых в агентстве, Майлс так и не научился хоть сколько-нибудь языку Шайенов и Арапахов и нередко говорил себе, что тут не помогут и шестьдесят.

– Говори по-английски! – сказал он торопливо.

– Моя жена, – на ломаном английском языке произнёс индеец, – она говорит – эта курица не несёт яйца, она плохая курица.

– Скажи об этом мистеру Сегеру.

– Джонни нет дела до яйца, – упрямо продолжал индеец.

– Хорошо, я сам поговорю с ним, – сказал Майлс, стараясь быть терпеливым. – Да мы съели эта плохая курица.

– Ну, тогда вы от нас кур больше не получите, – заявил Майлс и пошёл дальше.

Он обрадовался, когда вошёл в тень школьной веранды. Зной был здесь не так силён, а дом несколько защищал от пыли. Но Майлс чувствовал, что в одной определённой точке между бровями всё нарастала тупая, мучительная боль. Стало быть, теперь опять разболится голова. И Люси, конечно, опять будет бранить его за то, что он не остерегается солнца. Она требовала, чтобы он таскал с собой зонтик, не понимая, что тогда он станет посмешищем для всех индейцев. Пусть поворчит – у него будет хоть оправдание, чтобы принять холодную ванну перед обедом.

Он стоял на веранде, прислушиваясь к неясному гулу, голосов, доносившемуся из школы, и с наслаждением мечтал об этой ванне. Отсюда ему были видны крутой спуск к высохшему руслу Канадской Реки, пыль, поблёкшая жёлтая трава и выросшая здесь каким-то чудом небольшая роща чахлых сосёнок. Индейское селение с его конусообразными палатками, вытянувшееся вдоль пересохшего русла, казалось, тщетно искало влаги. Кроме Арапаха Роберта, на раскалённой поверхности земли не было видно ни одного живого существа. Большинство индейцев уже отправилось на охоту за бизонами, с которой они вернутся разочарованные, с пустыми руками; остальные же не выйдут из жилищ, пока не зайдёт солнце.