Потом девочка спустилась вниз, к почтовым ящикам, вышла на крыльцо, решив, что, наверно, мама по-прежнему сидит на том же месте и ждет. Мороз ударил по намокшему в шубе телу, по размазанным слезам. Она присела на скамейку и немножко отдышалась после бега по чужим квартирам. Звезды сочились светом неподвижно и низко, сквозь прозрачные шары переплетенных веток, которые медленно раскачивались на длинных стволах в безветрии.
«Вот и хорошо, и не надо будет эти руки каждый раз мыть».
Девочка вспоминала, что еще нехорошего делала мама, и надувала щеки, переполненные обидой. Чтобы мыли голову щипким шампунем! Поднимали в садик каждый раз в темноте! А есть кислющий борщ с плавающими волосами капусты. Читать проклятущие буквы, которые никак не соединяются между собой, остаются отдельными! А мама, которая заставляла читать, раз крикнула: «Совсем ты, что ли, тупая!» «Пу-у-у-ух», – сказала девочка, выпуская изо рта обиду, набухшую раскаленным шаром, как звезда из горячего газа. И она увидела небо в виде гигантской кухонной плиты, беспорядочно усеянной миллионом включенных конфорок раскаленного газа, которые отсюда кажутся такими маленькими, потому что очень далеко.
* * *
Выплакавшись, она вздыхает и поднимается с крыльца, мимолетно глянув на распухшие звезды – как сыпь на воспаленном небе, входит в подъезд, неторопливо преодолевает за ступенью ступень так долго-долго, что цель подъема теряет смысл. В конце пути она оказывается у затертой зеленой двери и коротко, но сильно нажимает на кнопку звонка.
Открывает мужчина. В темноте кажется, что он не слишком изменился с их последней прогулки и беседы о сущности звезд, но взгляд иной. Входя, она поспешно разматывает шарф и бросает у зеркала, боковым зрением уловив свой быстрый профиль. Он подходит к ней, и какое-то время они смотрят друг на друга. Две высокие темные человеческие фигуры в зеркале. На кухне хлещет из крана вода – она, выбегая, не закрыла. Нужно пойти закрутить кран. Они приникают друг к другу, прижимаются… и – разряд. Энергия противостояния израсходована. Напряжение снято. А дальше – привычные складки, впадины и выступы, еще дальше – родной запах, в котором нервы расслабляются, организмы покачиваются, убаюкиваются и оседают, продолжая стоять только находя опору друг в друге.
– Ну что? Всё в порядке? – спрашивает он.
Она молча кивает и видит в зеркале, какие они оба взрослые и нелепые в этой позе. Дыхание становится ровнее, с успокоением. Обида изжита. Она осторожно высвобождается из его рук, проходит в комнату и садится на диван. Он заходит следом.
