Сопротивление большевизму, 1917–1918 гг. | страница 36
«А кто ему подал пример и кто его этому научил?» — подумал я, услышав тон глубочайшего пренебрежения, с которым было произнесено: «какой‑то прапорщик». Но забота выполнения полученного приказания оказалась сильнее всяких философствований, и я, отделив первое отделение 1–го взвода в распоряжение военного комиссара, начал производить по улице соответствующее передвижение для получения лучшего надзора за зданием телефонной станции, а в случае надобности и ее обстрела.
Прапорщик Одинцов–младший, оставаясь на том же расстоянии от здания телефонной станции, построил свой 2–й взвод 2–й роты поперек Морской, во всю ее ширину фронтом к Мариинской площади. Я же, перейдя с тремя отделениями 1–го взвода фасад телефонной станции, принял то же построение, но фронтом в обратную сторону, в сторону Невского проспекта.
Из безвинтовочных юнкеров я создал команду связи. Между тем военный комиссар с юнкерами 1–го отделения 1–го взвода подошел к воротам станции, но они оказались уже запертыми. И я, стоя на тротуаре, впереди правого фланга своего взвода, старался предвосхитить у военного комиссара выход из создавшегося положения, которое, наконец, меня убедило, что на телефонной станции действительно находятся приверженцы Ленина и К°. «Вот у кого надо, оказывается, учиться энергии. И откуда только у них такое руководство? Интересно, как бы вы объяснили это теперь? — мысленно обращался я к всплывшей в памяти картине ночного совещания 19–го в «Колхиде». — Начало не дурное, — просмаковал я решительность действий господ подпольщиков. — Теперь дело за нами. Однако что же предполагает предпринять военный комиссар», — в нетерпении вглядываясь в окна и ворота станции, топтался я на месте.
Та–та–та–та — вдруг резко разрезался воздух визгливо стучащим свистом, родившим представление о железных, зелено–темных и красно–бурых крышах домов, которые с силою полили металлическим градом, отчего переливающиеся дробью отзвуки становились коротко–сухими. Та–та–та–та — поплыла вдоль Морской новая волна дробящих отзвуков, отвеивая от себя какой‑то захватывающий дыхание мысли холодок.
Что такое? — пришел я в себя от мгновенной внезапности ударивших по нервам звуков. — Пулеметный огонь! Откуда? По нас?» И я быстро обернулся, ища пешего или конного врага в том конце
Морской, который выходил на Мариинскую площадь. «Там бой», — мелькнула мысль, но под ощущением уловленных слухом новых, более близких, знакомых звуков, — представившаяся было в воображении картинка расстрела Мариинского дворца уплыла вдаль, а на месте ее родилась большая тревога, колко жавшая сердце. «Это стреляют по юнкерам. Стоять так нельзя. Слишком большая цель…» — работала мысль.