Брупбахер был оригинальный человек, вечно сыпавший парадоксами, женатый на русской, Л. П. Кочетковой, которая была его товарищем по медицинскому факультету. Благодаря ее революционному влиянию, он понимал русское революционное движение и сочувствовал ему; он изучил русский язык, чтоб читать русские книги и познакомиться с нашей литературой. А когда Лидия Петровна, работавшая в России, попала в административную ссылку — в Мезень, он отправился на некоторое время к ней. В России, могучей и убогой, все, даже и ее непорядки, в противоположность размеренности западноевропейского благоустройства, чрезвычайно понравилось ему. Со смехом рассказывал он, как ставил в Мезени самовары и ходил за провизией; как на пути пароходы приходили вместо 4 часов в 7; на пристанях стояли, сколько хотели, и уходили совсем не по расписанию. Но главное, что его прельщало, это — русская душа. Быть может, не без пропаганды Лидии Петровны, горячей защитницы крестьянской общины, или из отвращения к западноевропейскому буржуазному строю и обществу, он говорил: «Частная собственность не вытравила сердца русского народа».
Я познакомилась и подружилась с ним и его женой еще в 1907 г. в санатории «Марбах» на Боденском озере, и ценила не только как революционного деятеля и прекрасного оратора, но и как доброго, отзывчивого человека. Когда в этот приезд, бывало, мы шли по улицам рабочего квартала, к нам то и дело подходили мужчины, женщины и дети, чтобы пожать ему руку, — это были его пациенты из рабочих семей, не хотевшие пропустить своего доктора без приветствия.
Доктор Ф. Ф. Эрисман, швейцарец, был, как и Брупбахер, женат на русской, нашей Сусловой, одной из двух первых женщин, кончивших медицинский факультет в Швейцарии. Она училась в Цюрихе одновременно с Эрисманом. Отсюда пошло сближение с Сусловой, и возникла у Эрисмана любовь ко всему русскому. Он изучил русский язык, и хотя с небольшим акцентом, но отлично говорил по-русски. Отправившись в Россию, он стал профессором Московского университета и, как гигиенист, был очень полезным гласным городской думы. При Делянове за неблагонадежность был лишен кафедры и вернулся в Цюрих, сохранив навсегда самое лучшее воспоминание о России, с которой до конца жизни, не прерывал сношений, не теряя связи со своими московскими друзьями. Высоко ценя русскую интеллигенцию, он не мирился с узкими, мещанскими интересами швейцарской буржуазии и постоянно подчеркивал широту взглядов и демократические нравы русских. По убеждениям он был социал-демократ, состоял членом городского управления и много делал для рабочего населения Цюриха, выросшего за время от 1872 года в громадный промышленный центр немецкой Швейцарии. В этот приезд в Цюрих он с гордостью водил меня по Народному дому, его детищу, стоившему городскому управлению больших средств и действительно великолепному. В нем сосредоточивались бюро всех профессиональных союзов Цюриха, были прекрасные залы для всякого рода собраний, больших и малых, библиотека, столовая и ванная с душем — все прекрасно оборудованное и приспособленное для обслуживания рабочих за самую незначительную плату.
