А иногда Альберт говорил о доме и своей девушке.
– Её зовут Мейси Коблдик. Она работает на молочной ферме в Ансти. А ещё печёт хлеб. Ох, Джоуи, ты никогда не пробовал такого хлеба! Даже мама говорит, что её булочки – самые вкусные во всём приходе. Отец говорит, такой девушки я не заслуживаю. Но это он шутит. Специально так говорит, чтобы сделать мне приятно. А какие у неё глаза! Синие, будто васильки, а волосы – золотые, как спелая рожь. И кожа пахнет жимолостью – ну, конечно, не тогда, когда она только что вышла из коровника. Тут уж я стараюсь слишком близко к ней не подходить. Я ей всё про тебя рассказал, Джоуи. И она одна – единственная! – поддержала меня, когда я объявил, что пойду на войну за тобой. Она-то, конечно, не хотела, чтобы я уезжал – ты не подумай! Плакала в три ручья на станции. А это значит, она меня немножко любит, верно? Ну, чего молчишь? Сказал бы что-нибудь. Одно меня в тебе смущает, Джоуи: слушать ты умеешь, а вот выражать свои мысли – ну никак. Никогда не знаешь, что там у тебя в голове происходит. Только хлопаешь глазами да поводишь ушами с востока на запад, с севера на юг. До чего же обидно, что ты не умеешь говорить, Джоуи!
Однажды вечером нам сообщили, что Дэвид – друг Альберта – погиб, вместе с двумя конями, впряжёнными в санитарную тележку.
– Говорят, случайный снаряд, – сказал Альберт, когда принёс мне свежей соломы. – Вот так: один снаряд – и человека нет. Как же я буду без него тосковать, Джоуи! И ты тоже, верно? – Он сел на ворох соломы в углу. – Знаешь, кем Дэвид был до войны? Он жил в Лондоне, торговал фруктами в Ковент-Гарден. Он тобой восхищался, Джоуи. Не раз мне говорил, какой ты необыкновенный. И он всегда поддерживал меня, Джоуи. Был как брат. Ему было всего двадцать лет. Казалось бы, вся жизнь впереди. И вот один снаряд всё уничтожил. А ведь он мне частенько говорил так: «По крайней мере, если я умру, никто не будет обо мне плакать. Жалко только мой лоток с фруктами, да ведь его в могилу не возьмёшь». Он гордился своей работой. Показывал мне фотографию: стоит рядом со своей раскрашенной фруктовой тележкой и улыбка от уха до уха. – Альберт поглядел на меня и вытер слёзы. – Мы теперь остались с тобой одни, Джоуи, – проговорил он, стиснув зубы, – и я тебе обещаю: мы вернёмся домой – оба. Я снова буду звонить в колокола в нашей церкви, есть булочки и плюшки, испечённые Мейси, и водить тебя гулять к реке. Дэвид всегда говорил, что он не сомневается: я не погибну. И я докажу, что он прав.
