Можно наметить еще одно измерение духовной личности Федотова — почвенный идеализм. Федотов вышел из русской интеллигенции, не утратил с ней связи, сохранил ее нравственные заветы. Но он в известном смысле преодолел интеллигентский тип на путях религиозной культуры. Иначе говоря, интеллигентская «идейность» в самосознании Федотова обрела культурную «почвенность». Личность Федотова синтезировала черты революционной интеллигенции и высшего культурного слоя:
________________________
1 См.: Федотов Г. П. Новый Град. Нью-Йорк, 1952; О н ж е. Христианин в революции. Paris, 1957; Он же. Лицо России. Paris, 1967; О Н ж е. Россия, Европа и мы. Paris, 1973; О н ж е. Тяжба о России. Париж, 1982. Он ж е. Защита России. Paris, 1988.
2 Иваск Ю, Молчание. Памяти Г. Федотова // Опыты. Нью-Йорк, 1953, № 1. С. 151-154.
==15
идейность и почвенность. Отсюда равномощное тяготение к европейским вершинам и древнерусским корням. Вообще Федотов во всем склонен к классицизму, «русскости» по образцу Пушкина, своего любимого поэта, в котором он усматривает оптимум народного гения. Принципиальная ориентация на универсальный классицизм и отвращение к эстетствующему имморализму выводят Федотова из круга «типичных» представителей «русского религиозного ренессанса». Наш мыслитель за ренессанс, но без примеси декаданса. Декадентская идеология во всех видах, оттенках, изгибах и изломах психологически чужда Федотову, к тому же ранняя академическая аскеза историка уберегла его от эстетического искуса художника.
В душевно-умственном строе личности Федотова есть и крестьянский «уклад», сублимированный интеллектуально. Он. проявляется в отношении к предмету и делу, в серьезности и ответственности, когда поле истории мыслитель обрабатывает так, как земледелец — землю.
Несомненно, разные духовные типы, сочетавшиеся в личности Федотова, сблизила революция, которая не могла не потрясти всего человека. Революция много отняла, безжалостно очистила и опустошила души. У Федотова она оставила и усилила надежду — это «лучшее слово человеческого языка».
Именно в надежде сосредоточились и судьба, и личность, и творчество Федотова. Здесь нервный узел его миросозерцания,
III
Историософские воззрения и христианские убеждения Федотова складывались медленно в трудной нравственной работе, вынашивались в «молчании», вызревали в учении. Русский мыслитель идет от истории к философии и богословию и через философию и богословие к истории. Но в словаре истории для Федотова есть одно заветное слово — культура. Это понятие завещано самой культурой, хранимо всей историей. Федотов остро ставит проблему культуры, ибо культура находится под угрозой, человек в истории — или созидатель, или разрушитель культуры. Вне культуры все — будь то искусство, политика, религия — теряет человеческий смысл: Человек немыслим вне культуры как человек. На религию, мораль, искусство, политику Федотов смотрит сквозь призму культуры и под знаком культуры. Такой «культурологический» взгляд обуславливал счастливую органичность и целостность суждений и анализов Федотова по всем частным вопросам. В его лице удачно сочетались историк культуры, знакомый с огромным массивом эмпирических фактов, и философ культуры, ищущий «смысл», «идею», сокровенную связь событий. Культура предстает здесь живым организмом, духовно и идейно наполненным. Даже неизбежные схемы мыслителя очень гибко схватывают «плоть и кровь» фактов, словно примеряясь к явлениям, а не изменяя их.
