А пока приходилось жить, подчиняясь местным порядкам, отбиваться от настойчивых претендентов на "этого, смазливенького" и регулярно попадать в карцер - за асоциальное поведение. (начальству, в общем, было по фигу, что делается в тюрьме ночами, лишь бы тихо, а вот за сломанные руки и свороченные челюсти оно несло ответственность!) И спать урывками, когда дежурят нормальные охранники, а не жадные до денег и зрелищ сволочи… И "брать под крыло" двух пареньков, слишком слабых, чтоб постоять за себя самим… Антонио и Ника. Второго, с карими, как у Сэма, глазами, пришлось выкупать за сигареты - и Дин никогда еще так отчаянно не сражался в покер. (Ник с тех пор каждые полгода, на Рождество и в день рожденья, достает его по телефону вопросом, не надоела ли Дину кочевая жизнь, ведь у его семьи отличный бизнес, и если только Дин захочет, то место управляющего автомастерской ему обеспечено!) А ведь еще на нечисть надо было охотиться!…
Так, джинсы стащили, но белье не тронули… Не то…
Не то…
Он попробовал трюк с подглядыванием сквозь ресницы, но не помогло - перед глазами дрожала какая-то темная сетка, и даже силуэтов не рассмотреть… Гул постепенно изменился, зазвучало что-то похожее на голоса, но ни слов, ни тембра разобрать не получалось. Проклятие, да кто ж это… Кто его трогает?
На щеку ложится чья-то нежная ладонь. На ощупь нежная… Гладит по щеке… Ласково. И запах какой знакомый. Духи. Всего лишь женские духи! Так он у очередной девицы? Набрался до невменяемого состояния, так, что ли? Уже полегче… Стоп-стоп! А почему у девицы четыре руки? В последнее время среди виснущих на нем красоток с угрожающей регулярностью объявлялись то вампирша в поисках корма, то чокнутая сатанистка, то экзотическая ящерица-оборотень, но четырехруких ему пока не попадалось. Или он им не попадался… Помнится, это у папы было какое-то шестирукое приключение. Из Индии…
И тут обожгло такой болью, что он забыл о своем решении лежать тихо - дернулся, глухо придушенно вскрикнул, вслепую пытаясь отбиться… Голова словно взорвалась, тошнота согнула пополам, зато в уши наконец ворвался звук:
- Боже, Дин!
- Лежите тихо, пациент!
Пациент кое-как разжмурил влажные ресницы - перед глазами смутно маячили две расплывчатые фигуры, быстро обретая четкость. Так.
Руки, державшие его за плечи, - Тиффани. Осторожно так держит, глаза перепуганные…
- Тихо, тихо, уже все, уже хорошо, Дин, полежи тихонько…
Вторые руки, пожестче, на его многострадальных ребрах, принадлежат… скуластое лицо, сердитые глаза и сжатые в ниточку губы.
