Гречко так и не закурил папиросу, оставив ее в неподвижной, словно застывшей руке. Продолговатое лицо его по-прежнему сохраняло непроницаемое выражение безразличия и скуки, и только взбухшая у надбровья синяя жила, выдавая чудовищное напряжение, тяжело и редко пульсировала.
— «Дочери Ольги нет», — записал капитан. — Пожалуйста, подпишите.
Гречко молча погрузился в чтение, Лебедь внимательно посмотрел на лейтенанта, едва приметно наклонил голову. Одернув гимнастерку, тот вышел.
Заполненную крупным разборчивым почерком страничку Гречко читал долго, далеко отставив бумагу, и по его неподвижному взгляду нельзя было понять, действительно ли он читает или, продлевая передышку, собирается с мыслями.
— Что-то непонятно? — спросил Лебедь.
— Понятно.
Гречко, наконец, расписался, вернул протокол, безучастно сложил на животе руки.
— Можно? — заглянула в дверь Уразова.
Не снимая с живота сложенных рук, Гречко медленно, только головой, повернулся на этот взволнованный женский голос и вздрогнул.
Не спуская глаз с черной поникшей спины, Уразова пересекла кабинет, зашла спереди, стараясь заглянуть в лицо Гречко.
— Здравствуй, Максим.
Не поднимая головы, Гречко ответил тусклым, бесцветным голосом:
— Здравствуй, Даша.
Он тут же страдальчески сморщился, потер живот.
— Разрешите выйти. Желудком мучаюсь.
Лебедь сделал знак присевшему в стороне лейтенанту.
Все так же ни на кого не глядя, Гречко поднялся. Уразова, не опомнившаяся еще от первой встречи, проводила его изумленным взглядом, резко повернулась к капитану:
— Не убежит?
— Что вы!.. А ведь узнал — сразу!
— Еще бы!
— Сначала от всего отказался. В Заломовске не был, Екатерину не знал, дочери не было. Ничего не было.
Уразова растерянно опустилась на стул.
— Да как же так?
— Обыкновенно, Дарья Анисимовна, — усмехнулся капитан. — Не прост!
В кабинет поспешно вошел лейтенант Меженцев, на ходу сдернул шапку.
— Обыск безрезультатный, вот протокол. Ни карточек, ни писем, ни вещей. — Лейтенант досадливо махнул рукой. — Ничего! Жену допросил — вот. Расписались в сорок первом году, он тут в госпитале лежал, а она санитаркой работала...
— Как с Катей, — сокрушенно вставила Уразова.
— Да, точно, — подтвердил Меженцев. — Бывал он тут больше наездами, а постоянно второй год живет. Бабина здоровая, визгливая. Сказал ей — жену, мол, с дочкой бросил, — кричит: какая еще жена, я ему жена! Плохая, говорит, баба, если с ребенком мужика удержать не смогла. Грозится, жаловаться собирается!
