Василий покачал головой, но взгляда на мать не поднял…
Окладников устало закрыл глаза с желтовато-синеватыми веками: почему он сейчас вспоминает свое детство? Может, потому, что именно тогда выковалась его душа? Себя, ребенка, ему почему-то хочется назвать волчонком, который, сколько его не корми, все равно смотрит в лес. Дети играли, веселились, а он отчего-то смотрел в окно или за ограждение. Смотрел на свободу! Василию представлялось, что за окном или за ограждением протекает свободная, без унижений и насилия жизнь.
Он уже тогда был человеком – правильнее, становился таковым, – который что-то задумал. Нет, он еще ничего серьезного, с перспективой на всю жизнь не задумал, это произойдет позже, но все детсадовское заставило, вынудило его кое-что замыслить.
С ребятами в детском саду Василий так и не сдружился, но потянулся к Александре, или Саше. Она была тихой, бледной, застенчивой девочкой.
Петя как-то раз придумал игру: он – царь на троне, его друзья – придворные, бояре, стоящие возле него, все остальные, в том числе Василий и Саша, объявил Петя, – слуги. Все подчинились, одна лишь только Саша тихонько возразила:
– Я не буду служанкой.
– А кем же, царицей, что ли? – усмехнулся Петя.
Дети засмеялись. Василию стало обидно за Сашу – он крикнул:
– Я тоже не буду слугой: пусть другие тебе прислуживают!
Петя что-то шепнул одному своему другу и подошел к Василию. Придется драться! – сжал Василий кулаки.
– Ты сейчас же будешь валяться в моих ногах: я одним мизинцем тебя уложу, – возвестил Петя.
– Нет, никогда!
Он толкнул Василия в грудь, не кулаком, а всего лишь пальцем. Василий вдруг стал размахивать руками и упал затылком на пол: оказалось, что под его ногами сзади лежал друг Пети. Кто-то пнул Василия, и он бросился на мальчиков с кулаками. Вмешалась воспитательница, всех драчунов поставила в угол, в том числе и Василия. Ему было невыносимо горько.
Потом он привел Сашу в кладовую, где хранились матрацы и подушки.
– Тебе хорошо в саду? – спросил Василий.
– Плохо.
– А мне аж гадко! Знаешь что?
Но он замолчал, потому что вдруг испугался мысли, которую хотел произнести.
– Что?
Василий ощущал в жилах холодок, молчал.
– Говори же!
– Давай убежим отсюда. Далеко-далеко, – шепнул он в самое ухо девочки.
Саша от него отодвинулась; он разглядел в полумраке ее заострившийся взгляд. И теперь не холодок, а огонь разлился у него внутри. Ему вообразились романтические картины – он скачет на коне, летит на аэроплане, лезет на скалу, охотится на льва, – такой привиделась ему свободная достойная жизнь.
