Как-то прибыла Белла Степановна с воспитанниками из какого-то похода. Вваливается заснеженная, краснощекая ватага в фойе. А на вахте разговаривают три-четыре воспитательницы. Белла Степановна – к ним:
– Здравствуйте, девочки! А вот и мы нарисовались!
Но воспитательницы – короткое, прижатое "здравствуйте", не улыбнулись, не спросили, как и что, – а как в таких случаях не полюбопытствовать? Повертелись с особенной озабоченностью, словно бы искали своих воспитанников, и скоренько разошлись. Белла Степановна зорким прищуром посмотрела вслед, пошла было к детям, но я остановил ее:
– Что же они так?
– А ну их! – хлопнула она себя по ноге, как сгоняют насекомое, и пошла к детям. Я понял, что ее жизнь в коллективе не сладкая и, видимо, полна драм.
Белла Степановна неожиданно вернулась:
– Не хотите со своими детьми и с нами встретить Новый года в лесу? Это будет бесподобно! – уже улыбалась она.
– В лесу?!
– Да-а-а! Вывезем ребятню и тако-о-о-ое там отбацаем.
Вот там я и увидел, что означает воспитывать красотой, чем-то необыкновенным, и как эту красоту и необыкновенное творить и дарить. К сожалению, мы отправились не в поход, а всего лишь автобусом вполне комфортабельно выехали на один день, точнее, ночь, на загородную турбазу.
Тронулись в путь вечером, часов в девять. Дети Беллы Степановны пели, а она, подпевая, дирижировала. Мои воспитанники помалкивали, только две девочки нашептывали мотив в ладошку. Непривычно им было вот так запросто петь…
– Стойте, стойте, товарищ шофер! – вскрикнула Белла Степановна. – Едем назад.
– Что такое!? – затормозив, привскочил шофер.
– Оставим в интернате всех, кто не поет: нам такие некомпанейские фуры-муры не нужны. – А сама подмигивает мне и шоферу. – Все-все, поворачиваем домой!..
Мои воспитанники повскакивали с мест и – гурьбой к Белле Степановне. А ее дети втихомолку посмеивались.
– Мы будем, будем петь! – вперебой чуть не голосили мои.
– Ладно, поехали. Посмотрим.
И какой чудесный хор расцвел у нас! Мои воспитанники еще только что были деревянными, угрюмыми – стали улыбаться, подмигивать…
На турбазе было два зальца. Договорились, что до двенадцати ночи один украсят мои парни, а другой – Беллы Степановны. Девочки тем временем пекли на кухне конкурсные пироги и накрывали праздничные столы. Мы надули три-четыре шара, кое-чем и кое-как принарядили маленькую елочку и решили: зачем особо стараться, все равно утром отсюда уедем. Жюри мельком глянуло на наше художество, кто-то многозначительно хмыкнул, и отправились мы все в другой зальчик. Первые трое парней зашли, и слышим:
