Дорогие Американские Авиалинии | страница 16
— У нас там завелся опоссум, от которого у нашей дочери припадки, — сказал мой дед. — Не знаю, сколько такой зверек может протянуть, но этот легко не сдохнет.
Генрик Них просто кивал, поднимаясь по лестнице вслед за моим дедом.
— Между нами, я думал, что без воды проклятая тварь окочурится где-то через неделю. Тоже не очень охота, чтобы дохлый опоссум вонял на весь дом, но у нашей дочки вправду тонкие нервы, и от этого царапанья ее просто разрывает напополам.
Генрик опять кивнул, оглядывая потолок коридора на втором этаже.
— Чердак прямо над нами, — сказал мой дед.
Тут-то и открылась дверь комнаты. Мисс Вилла только что проснулась, глаза красные и припухшие, прическа дикая — вулканическое извержение черных змей.
— Кто это? — спросила она отца. Обвинительные интонации у нее тогда уже стали привычными.
— Человек из конторы по вредителям, — ответил отец. — Он не говорит по-английски. Вы говорите по-английски?
Генрик кивнул, уставившись на Виллу, которая тоже уставилась на него.
— Он сказал, что говорит по-английски, — пробормотал мой дед и снова повторил, гораздо громче и медленнее, чем в первый раз: — Чердак прямо над нами.
Взгляд Виллы опустился ниже, на самолов в руке пришельца, стальной прут с проволочной петлей на конце. Она шагнула за порог, пьяно пошатнувшись, и сказала:
— Он не станет его убивать.
— Он избавит нас от него, — ответил мой дед. — Как ты и хотела.
— Он собирается его убить, — сказала Вилла. — У него линчевательный инструмент.
— Линчевательный инструмент? Тьфу на тебя, таких не бывает. Это опоссумохват. Идемте, ловец вредителей, — ответил дед, кладя руку Генрику на спину и подталкивая его на чердачную лестницу.
Вилла слышала, как он объясняет: «Умница, я же говорю, но действительно тонкие, тонкие нервы». Она подошла к лестнице и прокричала:
— Я хочу на него посмотреть. Хочу увидеть, что он… шевелится.
Минуты через две-три сверху донеслись звуки борьбы — быстрые когти и глухой топот по доскам, гулкие шаги, которые, казалось Вилле, почти продавливают потолок, — и скороговорка отца («Ну, хватай, вот он, хватай».) Она взвизгнула — таким глупым, представляется мне, визгом, каким в старых мультиках про Тома и Джерри вскрикивает домохозяйка, загнанная на крохотную скамеечку.
— Что такое? — заорал сверху отец; он уже научился, как потом и я, ничего не толковать с ходу, даже робкий вскрик мультяшной матроны.
— Что там делается? — завопила она в ответ.
— Не ходи сюда, — крикнул отец, и ее охватил ужас.