Хитро оглядев растерявшихся друзей, смертник тихо рассмеялся, но тут же оборвал смешок, потому что он прозвучал, как всхлип, и сказал напряженно замершим ученикам:
- Ну никак мне, друзья, не убедить Критона, что я - это только тот Сократ, который сейчас беседует с вами и пока еще распоряжается каждым своим словом. Он воображает, будто я - это тот, кого он вскорости увидит мертвым, вот и спрашивает, как меня хоронить! И все слова, которые я тут долго произносил, псу под хвост!.. Убеждал его, а он и не понял, что, выпив яду, я отойду в счастливые края блаженных. Он думает, что я хотел утешить вас, а заодно и себя. Так
хоть вы ему растолкуйте, старому неслуху, что скоро я буду совсем не здесь, и тогда, может, Критону станет легче, и, видя, как мое пустое тело сжигают или зарывают в землю, он не станет убиваться, воображая, будто я терплю что-то ужасное!
Опять повернулся Сократ к потерянному Критону.
- Так не теряй мужества, приятель, и говори, что хоронишь мое тело, а хорони как тебе заблагорассудится и как, по твоему мнению, требует обычай, - смертник заглянул в горькие глаза старого друга, увидал, как подрагивают его выцветшие почти добела губы, как терзает он сухою, увитой синими жилами рукой курчавую, ставшую совсем седой бородку. Жалость терновым шипом кольнула сердце Сократа. - Не горюй, старина! Помоги мне лучше вместе с Никанором помыться. Других я своей наготой пугать не хочу!..
15.
Мышка, дуреха, подумала, что темница опустела - так тихо стало в ней - она высунула из норки свою любопытную мордочку. Нет, конечно, обделенная разумом, она не могла сожалеть по поводу исчезновения из темницы узника, к которому успела привыкнуть, разве что испытала тревогу: вдруг да некому теперь будет ее подкармливать!.. Она уже хотела выбраться, поискать - не найдется ли чем поживиться, да спугнул ее внезапный, громкий, навзрыдный плач юного Аполлодора.
Симмий, Кебет и Федон бросились к юноше, попытались утешить его, но он рыдал, как раскроивший коленку ребенок, и скоро утешители его заплакали вместе с ним, будто сегодня лишаются они родного отца, на всю жизнь остаются сиротами. Даже рассудительный, всегда сдержанный Евклид молча размазывал слезы по впалым щекам, но он же, услыхав шаги возвращающихся, поспешил унять плач друзей:
- Тише! Они возвращаются!.. Сократу будет больно увидеть нас плачущими...
Но и в сумерках не укрылись от взгляда вошедшего смертника покрасневшие глаза друзей. Сократ сделал вид, что рассердился:
