У входа поймала его за руку немолодая уже, грудастая девица с ярко накрашенными губами.
- А, Лептин, хромоногий наездник! - радостно и удивленно воскликнула она. - Прибрала, видать, тебя женушка к рукам, давно глаз не кажешь... А мои кобылки тебя вспоминали! Идем же скорей к ним!..
Еще не справившись с одышкой, Лептин замычал, мотая головой. Содержательница заведения дала волю возмущению:
- Чего кочевряжишься?! Не ты ли всех девочек моих перебрал?! Не ты ли их до полусмерти вымучивал за вонючие драхмы свои?!. Что, разонравились? И домом моим теперь брезгуешь?!. А знаешь ли ты, мерин хромой, что в этом заведении лишился целомудрия сам Сократ! Да, мне тетушка рассказывала!..
Лептин, услыхав ненавистное имя, поморщился.
- Старые враки!.. Ты мне лучше повитуху помоги найти.
Содержательница сперва выпучила на него глаза, будто оливой подавилась, потом хлопнула себя по крутым бедрам и расхохоталась.
- Уморил!.. - выдавила она, отходя от смеха. - У нас ли повитуху искать?!. А ребенок-то твой ли будет?..
Но видя плачевный облик Лептина, сжалилась:
- Ладно, пойдем - покажу, где повитуха живет... Только пока вожусь с тобой, не одного гостя поди провороню... Заплатишь мне, как за любовь. Понял?
Лептин и последнее готов был отдать...
Повивальная бабка оказалась не бабкой вовсе, а еще молодой статной женщиной, красота которой и в темноте ясна. Но Лептину было не до чужой красоты. Он вел повитуху во мраке к своему домишке, торопился, задыхался, боялся опоздать.
Услыхал крики жены - обрадовался: успели...
Повитуха пожурила Лептина, что не догадался воды согреть, он и занялся этим. А она принялась осматривать роженицу, ощупывать. Бедняжка ненадолго затихла в умелых руках.
- Говоришь, жена, а за дочку сойдет... повернулась повитуха к Лептину. Бедра-то вон какие узкие, тяжело будет рожать...
Сердце Лептина сжалось, лишь прокряхтел в ответ.
- Ступай пока во двор, - велела ему повитуха. Ты мне только мешать сейчас будешь. А понадобишься - позову.
Лептин тяжко вздохнул, вышел из дома, сел на лавку посреди дворика, запрокинул в небо тронутую сединой бороду. Там звезды висели - яркие, крупные. И взмолился им Лептин, всем богам Олимпийским взмолился:
- Не отнимайте любимую!..
Из дома опять донеслись стоны и крики, они стали уже почти непрерывными. Крики и стоны жены рвали сердце Лептина, он зажал уши ладонями, закрыл глаза, хотя в потемках в этом и не было надобности. Чтобы забыться, стал вспоминать...
