Когда поцелуй, наконец, закончился, Бонни рассмеялась и задыхаясь проговорила:
— Пошли, Клайд… Пошли…
— А куда?
Она взяла его за руку и потянула.
— Сюда, милый, сюда. В постель.
— Бонни, мне страшно, — проговорил он, упираясь.
— Мне тоже, — рассмеялась она. — Давай вместе изгонять наши страхи.
Он облизнул пересохшие губы и послушно двинулся за нею. Она села на край кровати и стала расстегивать его рубашку. Она принялась целовать его грудь, вовсю работая языком. Губы у нее были горячие и влажные. Клайд начал расстегивать ремень.
— Бонни, я не хочу делать тебе больно, — пробормотал он.
— Мой милый. Ты никогда не сделаешь мне больно.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю и все, — сказала она, улыбаясь и ероша его волосы.
Он опустился на колени и они слились в долгом упоительном поцелуе. Постепенно он стал испытывать ощущение подъема на ранее недосягаемые высоты. Его посетило такое чувство, словно сотни лепестков цветов щекочут его руки, ноги, живот. Его охватила дрожь. От радости. От предвкушения чего-то удивительного — и еще от страха.
Она не спеша раздевала его, ее руки работали уверенно и спокойно. Она не хотела спугнуть его. Когда Клайд оказался обнаженным, то захотел скрыть свою наготу от ее взора, но она удержала его. Она ласкала и баюкала его, и его плоть вернулась к жизни, твердея от прилива желания.
Затем она быстро стала сбрасывать свою одежду, чтобы поскорее оказаться в одном с ним состоянии. Затем они слились воедино, касаясь друг друга губами, грудью, животами. Руки и ноги переплелись, пальцы двигались осторожно, нежно, изучающе.
— О, Бонни… Я и не подозревал…
— Сейчас я тебе покажу, милый…
— Сюда…
— Да, милый сюда. И вот так… да, да, прекрасно…
— Ой, даже слишком…
— Даже слишком — и слишком мало…
Ее тело изогнулось, приподнялось, прижавшись к его телу. Клайд опустился на нее всей тяжестью, придавив к матрасу. Страсть пропитывала все их поры, наполняла собой все конечности, заставляя кровь сильнее биться в венах. В этом было нечто неотвратимое, темное, настойчивое, требовательное, не желающее более оставаться в потемках. Страсть рвалась наружу из темного потайного места в нем. Это была далекая мелодия с ее удивительными ритмами; только ей присущей гармонией. Все это постепенно наполняло его, проникало во все уголки, влажное, таинственное, нежное и неистовое, то, чему можно было научиться только в этой школе.
— Бонни!
— Милый…
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
— Бонни.
— Да, да…
— Я не могу…
