— Ну, может, ты и один, а я предпочитаю на пару.
— Ого! Как мы заговорили... — остановился Родион. — Кстати, вот и искомая витрина, — показал он рукой. — Приглядись, здесь прошлое так и вопиет к нашей совести.
Кончался обеденный перерыв. Они рассматривали выставленный в витрине комиссионки неполный сервиз для чая с треснутым чайником и сахарницей. Бирюзово-голубенькие цветочки гирляндой шли по белому фарфору, отражаясь в подносе. А рядом стояли здоровенные часы с кукушкой, на которых как раз пробило три четверти. Часы были деревянные, циферблат, стрелки, окантовка золотые.
— Ну, а как насчет денег? — обернулся Родион. — Не придумал?
— Сколько просят?
— Полторы новых.
— Фью, — присвистнул Олег. — Лучше давай домишко купим. И корову. Будем круглый год пить молоко, а летом по очереди сдавать хату девицам с хорошим знанием иностранных языков.
— Ладно, — огрызнулся Родион. — Юмор можешь оставить при себе.
Олег покрутил головой.
— А это что? — спросил он, показывая на старый колокольчик с изображением позолоченных животных.
— Как что? Не видишь? Колокольчик.
— Лилипут?
— Дубина ты, — отмахнулся Родион. — Это ж лакеев вызывать. Девятнадцатый век. Анна Каренина или княгиня Бетси, когда им горничная понадобится, хватались вот за такой колокольчик. Понял? — Он вздохнул.
— Ну ладно, — примирился Олег. — Можно, старик, устроить складчину. Скинуться человекам пяти надежных ребят.
— На что скинуться?
— А ты про что?
— Я про машину.
— И я про машину.
Родиона аж качнуло.
— Ну... а дальше, договаривай.
— Оформим на одного. Допустим, на тебя, — сжалился Олег, — а пользоваться будем всем чохом.
Так пятеро парней — гитарист и меланхолик, душа двора Вася Мамушкин, его вечный спутник, лучший метатель диска в юношеской команде длинноногий Петя, Родион, Олег и Валентин Жмуркин, самый одаренный студент с Олегова курса, скинувшись по 350 рублей, стали «совладельцами» «Москвича». Автомобиль был действительно «в возрасте», он дважды побывал в «капиталке», резина уже по третьему заходу была съедена до корда. Но, может, из-за зеленого цвета, местами сильно полинялого и выцветшего, или из-за тяжеловесного хода, который был слышен за три квартала, они окрестили его «Крокодил» (говорят, те живут шестьсот лет) и любили до умопомрачения.
В ту пору, ранним утром, рабочие, разгружавшие хлеб во дворе, и почтальоны могли наблюдать, как за дальним сараем лежит на брюхе зеленое чудище, верхом на нем, опустив голову в зияющую пасть капота, устроился длинноногий Петька, а рядом застывший, как заяц на бегу, прислушивается к шуму мотора Родион, и на физиономии его болезненно отражаются малейшие перебои машины. В кабине «Крокодила», всегда в одной и той же позе, свесив одну ногу в открытую дверцу, а другую приладив меж педалями, возлежит ленивец из ленивцев Вася Мамушкин и услаждает слух окружающих надрывными переборами гитары.
