Не вылез. Оксана Тарасовна надменно приподняла бровь – это уже странно. Хотя кто их знает, больничных домовых, может, их ватрушки не привлекают, может, им спиртику налить или аспиринчику дать.
– Пожалеешь, мохнатый хозяин, – многообещающе окидывая взглядом пустой коридор, сказала она. По коридору прошелестел горестный вздох, но домовой так и не показался.
Оксана Тарасовна задумчиво вернулась в палату, осторожно прикрыла за собой дверь. Ни один нормальный домовик не станет над ведьмой шутки строить. Если, конечно, желает сохранить в целости шерстку и пятачок. У выходки местного домовика была причина, и лучше ее понять раньше, чем…
Оксана Тарасовна остановилась, чувствуя, как сердце вдруг подскочило к горлу и забилось там, точно желая удрать из тела как можно скорее. В ее кресле кто-то сидел. В падающем из окна серебристом лунном свете она отчетливо видела продавленное сидение и ободранный дерматин спинки – в кресле было пусто. Но вот хоть режьте… точнее, хоть жгите, хоть топите – сидит там кто-то, и все!
Ох, как не вовремя – она так устала! Делая вид, что и не собиралась садиться, Оксана Тарасовна склонилась на кроватью – Марина лежала все так же неподвижно, но полосочки по экрану бежали веселей, ветвились зелеными молниями… Еще бы, она всю ночь трудилась! Перекачала в Марину все силы. В груди холодной жабой шевельнулся страх. А вот этого никак нельзя. Струсившая ведьма – мертвая ведьма. Кончились силы – воюй тем, что осталось.
Оксана Тарасовна аккуратно подкрутила колесико капельницы, поправила флаконы с лекарством, прихватила кое-что с тумбочки и небрежной походкой направилась к окну. Лунный свет погладил плечи, посеребрил волосы, точно хотел поддержать измученное бессонной ночью и ворожбой тело. Оксана Тарасовна прислонилась спиной к подоконнику, запрокинула голову и эдак мечтательно уставилась на проглядывающую сквозь тучи луну. Губы ее почти беззвучно зашевелились:
– Луна-сестра серебром востра./Лунный свет – лунный меч от нежданных, страшных встреч./Тихий звон, льдинки хруст, черный ворон, звонкий топот…/На костре серебра, покажись, смерть врага! – уже в полный голос выкрикнула она и, резко повернувшись, уставилась прямо в пустое кресло.
Столб лунного света дернулся, как луч прожектора, широким кольцом обежал пол и потолок и тоже уперся в кресло. Точно маркером очерченная серебристым лунным ореолом, в кресле проступила тень, черная, как густая осенняя грязь. Будто выдавленные в этой грязи пальцами, на ведьму пялились пустые дыры глаз, и зияло отверстие раззявленного в безмолвном крике рта.
