— Иисусе Христе, агнец божий, — сказала она невнятно и снова начала что-то бормотать. Наконец она глубоко вздохнула и проговорила отчетливо: — Аи, Том, они меня били.
Он поднялся, чувствуя головокружение.
— Это правда? — спросил он.
— Что, сэр?
— Старуха говорит, что ее били.
Наступило молчание. Сержант полиции, стоявший во дворе, пожал плечами.
— Да, — сказал он. — Она получила шесть ударов за оскорбление суда.
Во дворе Том жадно глотал свежий воздух. Он схватил сержанта за руку, и у того закачался фонарь в другой руке.
— Как вы можете так говорить?.. Что это значит, черт побери? Оскорбление суда! Ей семьдесят или восемьдесят лет!
— Но, мистер Эрскин, я ведь только рассказываю вам. Я к этому непричастен. У меня тут есть свидетель, и вы не имеете права меня трогать, кто бы вы ни были.
— Чем она оскорбила суд?
— Вы добиваетесь пересмотра дела… Я думал, вы знаете, в чем ее обвиняют.
— Не рассуждайте. Отвечайте на мой вопрос.
— Ее обвинили в оскорбительном поведении, в подстрекательстве арестованных к бегству, в неповиновении полиции и приговорили к десяти фунтам штрафа или трехмесячному заключению в тюрьме.
— А били за что?
— Она плюнула судье в лицо и назвала его антихристом. За это она получила шесть ударов палкой, не плеткой.
— Палкой?.. Кто это приказал?
Сержант молчал. Том пошел обратно в камеру и вывел оттуда Коко. Она шла нетвердым шагом, опираясь на его руку. При виде полицейского она, задыхаясь, стала осыпать его проклятьями. Том поспешно потащил ее прочь, и она, как слепая, заковыляла рядом с ним, извергая поток чудовищных ругательств. Во дворе Том кое-как успокоил ее и обратился к полицейскому:
— Сержант Райли, я ничего не имею против вас и благодарю вас за выполнение моей просьбы. Видите ли, я знаю эту женщину с тех пор, как я себя помню, и она не может быть опасной преступницей.
— Как вам угодно, сэр.
— Ради вашего собственного блага я потребую инспекторского осмотра тюрьмы, в том числе и медицинской экспертизы.
— Медицинской экспертизы быть не может; здесь нет врача. Мистер Эрскин, вы возмущены этим случаем, и я полагаю, у вас есть на то основания. Но времена сейчас тяжелые, и у нас трудная работа. Если вы доставите нам неприятности, это ничего не изменит и никому не поможет.
— Необходимо изменить хоть что-нибудь.
Во дворе гостиницы Том увидел Но-Ингиля и Офени, отца Коломба. Они уже два дня слонялись возле Ренсбергс Дрифта и каким-то образом прослышали о его приезде. В темноте позади них виднелись фигуры других зулусов: они молча входили во двор и усаживались вдоль стены. Коко была матерью многих, и семья Но-Ингиля с уважением относилась к старухе. Хозяин гостиницы наблюдал за ними из окна, медленно поглаживая рукой лысую голову. Ему не хотелось задумываться над тем, что происходит или может произойти, но его не покидало предчувствие, что в одну прекрасную ночь весь Ренсбергс Дрифт вспыхнет ярким пламенем и он будет разорен.
