— Чего вы ждете? — спросил Том.
Вонь от человеческих испражнений была невыносима, он почувствовал тошноту.
— Отопри номер шесть, — приказал сержант, и тюремщик начал возиться с ключами. Он был неграмотен, и ему пришлось отсчитать шестой ключ от деревяшки на кольце. Сержант поднял фонарь и осветил камеру. Они увидели бесформенные груды одеял и тряпья на темном, сыром цементном полу. Отвратительный запах испражнений, раздавленных насекомых и гнили заставил Тома отпрянуть и стиснуть зубы. Ни одной человеческой фигуры невозможно было разглядеть. Это была женская камера окружной тюрьмы, но в ней, казалось, находились только давно забытые груды падали. Потом он вдруг увидел ступню, ногу и на фоне стены черную руку, похожую на клешню, которая протянулась за чем-то, да так и застыла.
— Которая из них Коко? — прошептал Том.
Он дрожал, чувствуя, как его охватывает слепая ярость. За что попала она сюда? Он об этом не спрашивал, но знал, что, какова бы ни была ее вина, она не заслуживала такого адского наказания.
— Вставайте! Вставайте, вы, свиньи! — заорал тюремщик.
— Заткнись, скотина!
Том с силой оттолкнул его.
— Успокойтесь, сэр, — сказал сержант.
Том взял фонарь у полицейского и вошел в камеру, ступая так осторожно, словно мог поскользнуться и полететь в пропасть.
— Коко… Коко, — звал он, наклоняясь над женщинами и открывая их лица.
Одна была совсем молодая, с высокой прической невесты. Женщины пугливо съеживались и укутывались в свои лохмотья. В одном углу он увидел скорченную фигуру: женщина сидела на корточках, опустив голову на колени. Том приподнял черное засаленное одеяло и увидел, что это Коко. Он медленно поднял ее голову и тихонько заговорил с нею, чтобы звук его голоса дошел до ее сознания. Она поглядела сначала на свет, потом на него. Суровые линии старческого лица, тупой взгляд тотчас опущенных глаз, губы, растянутые в свирепой усмешке, были воплощением такой ярости, что он ужаснулся. Казалось, она впала в полную дикость.
— Свиньи, — пробормотала она. — Пришли опять бить меня?
Том снова заговорил медленно, настойчиво:
— Коко, это я. Послушай меня, это я, Том, сын Филипа, твой белый теленок. Я пришел увести тебя отсюда. Ты вернешься к Но-Ингилю, твоему мужу, и будешь сидеть на солнце со своим крестом.
Она закрыла глаза и застонала.
— Коко, ты помнишь Тома?
— Я помню этого мальчика, — медленно кивнула она, и лицо ее смягчилось.
— Он здесь, он говорит с тобой.
Она осторожно огляделась, и взгляд ее снова вернулся к нему; потом она подняла свою узловатую руку, и слезы хлынули из ее глаз.
