— Счастлив тот, кто находит бриллиант, — заметил один из игроков.
— О нет, мой дорогой, бриллианты — примета мира, а вот лунный камень действительно означает счастье.
— Именно это я и хотела сказать, — заметила миссис Бошофф, вставая. Она повела Тома к окну, говоря ему шепотом: — Что с тобой, Том Эрскин? Не отрицай, у тебя на лице написано отчаяние. Я вижу ты улыбаешься, но в душе… Это секрет?
— У меня нет никаких секретов. Просто с самого начала, как только я пришел, меня вывели из себя мои старые школьные приятели.
— Удивительно, как они испорчены. А Линда произвела прямо-таки сенсацию. Милое дитя! Я надеюсь, что ее не особенно огорчают эти разговоры. Почему все говорят о Холькранце? Это просто ужасно, пожалуйста, объясни мне. Все говорят о том, что ее отец был убит зулусами в Холькранце, и это делает ее героиней.
— Танте[13] Анна, здесь все офицеры носят медали за войну с бурами.
Она посмотрела на его мундир, туда, где могли бы быть ленточки.
— О чем ты говоришь?
— Любой из них мог тогда убить отца Линды, а теперь, я уверен, они рады, что не сделали этого. Но это еще не все. Они, по-видимому, счастливы, что вождь Скибобо и его импи опередили англичан в этом деле. Это дает им возможность проявлять к Линде и бурам такое трогательное участие. Видите ли, танте, они не знают, что Линда целый год просидела за колючей проволокой и что ее двоюродная сестра и жена оома Стоффеля — обе умерли в Вентвортском концентрационном лагере. Лучше, пожалуй, как говорит его превосходительство, похоронить прошлое. Только пусть они, ради бога, дадут Линде возможность оправиться от Холькранца.
— Стоффель говорил со мной об этом: она никак не может забыть Холькранц, и ферма — совсем не место для нее. У нее по ночам кошмары, и она во сне кричит, что на дороге, под деревом или в тени стены ее подстерегает кафр. Я теперь всегда заставляю ее выпить перед сном чашку горячего молока с бромом. Она начала спать гораздо лучше, а тут — эта тревога.
— Только не говорите ей об этом, танте, прошу вас.
— Конечно, но я хотела бы, если можно, еще кое-что сказать тебе.
— Пожалуйста, танте, я слушаю вас.
— Она забыла бы все это, если бы съездила в Европу, в Голландию и Англию. Там — корень и ветви нашего дерева, здорового, живого ствола. Я всегда говорю, что, если мы в один прекрасный день не вернемся туда, мы превратимся в кислые дички, вот как на больном апельсиновом дереве.
— Да, — подтвердил Том.
— Я вижу, что наговорила слишком много. Не принимай все это близко к сердцу.
