Но зулусов он удостаивает лишь кличкой «кафр» (слово арабского происхождения и означает «язычник», «неверный»). Когда зулус Коломб Пела заговорил с ним на хорошем английском языке, Стоффель произнес в недоумении и ярости: «Я так удивился, будто это моя лошадь заговорила… Чем скорее такого кафра прикончат, тем лучше. До чего мы дожили!»
Есть старая Оума и юная Линда, которые, каждая по-своему, нарушают в представлении читателя давно сложившийся стандарт.
В истории человечества, должно быть, существует немного народов, которых бы идеализировали в такой степени, как буров. Этот маленький народ привлекал симпатии чуть ли не со времен далекого 1652 года, когда сотня голландцев основала для Ост-Индской компании колонию на юге Африки. Большинство из них были полунищими бродягами — гезами, чьи деды вместе с Тилем Уленшпигелем освобождали Фландрию от испанцев герцога Альбы.
Колонисты обосновались на полпути между Европой и сказочно богатым Востоком, там, где сталкивались и кипели воды двух океанов. Мореплаватели по справедливости называли это место мысом Бурь, а потом в суеверном страхе переименовали его б мыс Доброй Надежды. И самые прожженные шкиперы крестились, добравшись сквозь здешние штормы до благословенной колонии, «морской таверны», где можно было отдохнуть, пополнить запасы пищи и пресной воды, спокойно пососать трубку и потолковать с неторопливыми бурами — так стали называть себя поселенцы (слово это по-голландски означает «крестьянин»).
В конце XVII столетия ряды буров пополнились французскими гугенотами, которые в страхе перед новой Варфоломеевской ночью бежали из Ла-Рошели и других городов и селений после того, как Людовик XIV отменил эдикт своего деда Генриха IV о веротерпимости.
Все это создавало вокруг буров ореол романтики. Он стал еще явственней, когда эти люди — после того как англичане захватили мыс, — не желая мириться с новыми порядками, погрузили свои пожитки в фургоны и в тридцатых годах прошлого века двинулись на север, в глубь материка. Так начался знаменитый «трек» — переселение на новые земля.
Путь по неизведанным европейцами местам, столкновения с преследовавшими их английскими отрядами, войны с африканцами, суровые лишения, нападения хищных зверей — все это оставило неизгладимый след в памяти бурского народа. Бурские девушки поколения коуповской Линды, да и после, мечтали о героических временах переселенцев — «воортреккеров», когда Оума и ее сверстницы заряжали мужчинам ружья.
