— Я испугалась, Мейм, — всхлипнула девушка, — мне приснился дурной сон.
— Тсс. Ты слишком долго лежишь на одном боку. Повернись. Ты помолилась?
— Да, Мейм.
— Помолись еще раз и спи.
В лачугах люди просыпались в полутьме, задолго до рассвета. Утренний ветерок, дувший с холмов, рассеивал дым. Люди, все еще завернутые в одеяла, спускались в овраг к ручью, чтобы прополоскать рот и помочиться. Голоса их, если они что-нибудь говорили, были сиплыми и сердитыми. Большинство так и уходили голодными по дороге, ведущей в город, и запах еды, которая готовилась для тех, кто вставал позже, и для детей, еще больше раздражал их. Коломб заглядывал в унылые, воспаленные глаза. Люди, казалось, ни о чем не думали и двигались неуверенной походкой лунатиков. Один закричал; «Проклятие!» Он наткнулся на собаку и пинком отбросил ее в сторону. Маленький, юркий человечек тихо напевал что-то, и шаги его невольно подчинялись ритму песни. Грубые, отвратительные слова этой песни рассказывали о краснозадом павиане. Ни он сам, ни его товарищи не прислушивались к словам — это была песня, а петь можно что кому вздумается.
— Мейм, я хочу, чтобы Роза Сарона донесла мои вещи до форта, — сказал Коломб.
Мейм улыбнулась, — ей было приятно, что он правильно назвал имя девушки. Она не спрашивала его, почему он уходит, но ей нравилось мериться с ним силами, противопоставляя собственную хитрость его большому уму. Она знала, что он делает, и незачем было расспрашивать его о подробностях. Пусть придет полиция, пусть ее изобьют до смерти — ей нечего сказать. Она вынула из-за пазухи тряпицу и достала из нее золотую монету.
— Она принадлежит тебе, Мейм, — сказал он. — Пусть греется на твоей груди.
— Хаи! Лозана, иди сюда! Отнеси вещи христианина!
Они шли, как того требовал старинный обычай; впереди, как всегда вразвалку, шагал Коломб, а за ним, слегка покачивая бедрами, стройная, как тополь, маленькая Лозана несла на голове узел с его вещами.
— Мне тоже этой ночью приснился сон, — сказал он, не поворачивая головы.
— Ах, сын Офени, — жалобно вздохнула она.
— Дитя, я отказался от старых обычаев. Христианин не убивает женщин.
— Ты сделал мне больно, Исайя.
— Кровь шла из ранки?
— Да.
Они продолжали свой путь, и она время от времени поднимала глаза, чтобы посмотреть на него. Голову, покрытую рабочей кепкой, он втянул в воротник старого пальто. У него не было палки, он держал руки в карманах, и поэтому его походка казалась неуклюжей.
