Не вслушиваясь в монотонный перечень горестей, Коломб огляделся по сторонам. Он не любил стоять на коленях в пыли. В этом есть что-то недостойное мужчины, хотя он знал, почему это делается, и вид солидного, величественного Мьонго, который с закрытыми глазами склонился рядом, призывал его к терпению. Он обернулся и через отворенную дверь церкви взглянул на улицу. В тени, припав лицом к земле, лежала молодая женщина. Ей, как и другим, кто не мог уплатить за пребывание в храме, не разрешалось входить в церковь. Он вспомнил слова встреченной им накануне женщины: «Дай мне пенни, отец. Я не ела сегодня». Конечно, это была она. Она приподнялась, и он увидел, что лицо ее залито слезами. Лохмотья не совсем прикрывали ее тело, и виднелась одна полная грудь. Коломб медленно повторил про себя: «Африка для африканцев», и ноздри его задрожали.
Из первого ряда мужчин вышел Давид, чтобы прочитать свою проповедь. Он был на голову ниже епископа, худощавый и гибкий. На нем была черная ряса с красным крестом на груди, а распущенная борода и широко раскрытые глаза придавали ему вид фанатика. У него была привычка улыбаться с закрытыми глазами, и тогда он казался невинным, добрым ребенком.
Сначала Давид говорил о семейной жизни. Он знал, что эти люди, с корнем вырванные из родных мест и брошенные в кучу отбросов за пределы города, мечтали о том, чтобы выращивать урожай, об охоте и звероловстве, о ребятишках и ягнятах в зеленой степи, о том, чтобы в краалях доили коров, о том, чтобы девушки выходили замуж и нянчили здоровых младенцев. Он говорил об этих вещах очень просто, но слова его звучали как надрывная песня. Епископ Зингели, проповедовавший высоким стилем и заставлявший своих слушателей трепетать и изумляться, был невысокого мнения о проповеди Давида, но ждал, что будет дальше.
— Бог дает, и бог отнимает, — продолжал Давид. — Некоторые дары его слишком тяжелы и падают из наших рук. Некоторые дары малы, как зерно, и мы презираем их. Бог дал черным людям богатую землю. Он одарил их такой землей, которую даже солнце устает обходить. Он дал им силу, законы, мир, право управлять. Что же осталось нам из этих даров отца небесного?
— Увы, ничего, — тихо ответили люди.
— Вы неправы, братья и сестры мои. Нам осталось писание божие. Он начертал завет в ваших сердцах. Он поместил радугу в небе, как завет, который нельзя уничтожить. Люди Черного Дома никогда не умрут. Они будут размножаться и обретут милосердие господа. Конец века близок. Бог отнимает, но он и вознаграждает. Черная раса выпустила из своих рук права, дарованные ей свыше. Она не научилась искусству управлять своей собственной страной. И этот дар был отнят у нее.
