— Твой бог сказал тебе это?
— Мне не нужен Бог, чтобы знать это. Достаточно быть просто человеком. Слушай Веспасиана. Римский мир требует подчинения. Тех, кто сопротивляется, обращают в рабство или убивают.
— Ты сопротивлялся, Иосиф, но ты свободен и носишь имя императорской семьи.
— Я раб, Серений. Я выбрал жизнь, потеряв достоинство.
Он сжал мою руку, и я вспомнил костлявые пальцы Иоханана бен-Закая на своем запястье.
Ни он, ни Иосиф не были рабами или побежденными. Так я сказал ему. Он отпустил мою руку и пошел прочь.
— Есть те, кто предпочитают бороться до самой смерти, — сказал он, — и те, кто, как я или Иоханан бен-Закай, выбирают жизнь. Возможно, мы предатели, Серений, но если никто не останется в живых, чтобы помнить о битвах, смерть храбро сражавшихся будет напрасной. Я хочу, чтобы каждый еврей, убитый римлянами, возродился в моих рассказах. Тогда мой народ выживет, сохранит свои традиции, свою веру и останется избранником Божьим.
Мы направлялись к дворцу Веспасиана, когда над иудейской землей стал заниматься рассвет.
Я думал, что больше никогда не увижу неба Иудеи. Я жил под землей, в погребе разрушенного дома на правом берегу Тибра, в еврейском квартале. Вместо того чтобы покинуть Кесарию и уехать в Александрию, я по приказу Веспасиана вернулся в Рим, чтобы встретить брата императора, Флавия Сабина, префекта города.
Веспасиан хотел избежать гражданской войны и надеялся, что его брат будет достаточно красноречив и сможет убедить Вителлия отречься от престола. Нужно было запугать того, кто все еще был императором, объявить ему, что войска Муциана покинули Сирию и направляются к Италии, а легионы Антония Прима, пришедшие из Мезии, вот-вот вторгнутся в галльскую Цизальпину. Флавий Сабин должен был пообещать Вителлию спасти его жизнь и выдать ему компенсацию в сто тысяч сестерциев. Веспасиан пренебрежительно усмехнулся:
— Ста тысяч хватит этому пьянице. Я не хочу, чтобы хоть один житель Рима рисковал жизнью ради того, чтобы прогнать Вителлия. Он должен упасть сам, как перезрелый плод.
Император обнял меня, а за ним и Тит прижал меня к груди. Оба благодарили меня за то, что я согласился приехать в Рим.
— Я не забываю тех, кто служит мне верой и правдой, — добавил Веспасиан.
Что мне оставалось делать? Я подчинился и отправился в Рим?
Как только я вошел в город, в нос мне ударил запах смерти, как в последние недели правления Нерона. Трупы, разодранные бродячими собаками, гнили на мостовых. Прохожие, будто не замечая, перешагивали через них. Я слышал крики плебса, который аплодировали Вителлию в Большом цирке. Император отдавал на съедение разъяренным зверям тех, на кого ему указали доносчики. Толпа бурно приветствовала его, клялась в верности, умоляла противостоять Веспасиану. В Риме уже было известно, что войска Веспасиана выдвинулись из Кремоны.
