Сестра ходила в НКВД узнавать о судьбе отца. На ее вопрос следовал короткий стандартный ответ: «Отправлен на этап без права переписки». Прошло неописуемо тяжелых три года. При помощи теток, мать получила работу в шляпочной мастерской. Заведующая мастерской, сердечный человек, устроила так, что мать брала работу на дом. Сестра бросила учиться и помогала матери. Я не отставал от них и вскоре научился искусно мастерить женские шляпки. На заработные гроши мы кое-как перебивались. За три года привыкли жить без отца; острая боль заглушилась временем.
В этом году мне исполнилось 17 лет. Я учился в девятое классе средней школы. Я с детства мечтал окончить десятилетку и поступить учиться в военно-морское училище. Мое детство, проведенное с отцом в плаваниях, куда он меня брал с собой каждые летние каникулы, а затем мое горячее участие в яхт-клубе, как яхтсмена, привили мне большую любовь к морю. Я мечтал одеть на себя мундир морского офицера. Репрессия моего отца рушила все мои планы. Мне стало ясно, что ни в какое военное училище меня не примут. Тогда посоветовавшись с тетками, мы решили, что я брошу школу и поступлю учиться в котлостроительный техникум. «Все-же будет специальность», — говорила мать, — «даст Бог время переменится и получишь должность по специальности». Я поступил учиться в Котлостроительный техникум. Меня приняли в комсомол и я с усердием принялся изучать «Капитал» Маркса. На пришлось мне и полгода проучиться в техникуме, как матери отказали в работе в шляпочной мастерской. Тогда мне пришлось бросить учебу и идти работать чернорабочим на обувную фабрику. Мои сверстники учились в военных и технических училищах, а я — стал чернорабочим. Еще в школе в седьмом классе, я полюбил свою соученицу, она отвечала мне взаимностью. Завязалась первая юная любовь. Она была дочь инженера. Ее мать была коммунистка — партийный работник, когда ее мать узнала, что дочь встречается со мной — сыном политзаключенного, она категорически запретила ей иметь со мной дружбу. Она приходила к нам в дом и устраивала скандалы моей матери. Конечно, это нисколько не помогало, — мы продолжали тайно встречаться. Но с годами мы становились более взрослыми и начали многое понимать. Она стала студенткой педагогического института, а я — чернорабочим. У нее был путь в будущее открыт, а у меня закрыт навеки. Я был «прокаженным» — сыном «врага народа». Между нами, против нашей воли, образовалась пропасть. Я нравственно страдал. Но я был не один. На нашей улице было много юношей, моих сверстников, с такой же участью.
