Второй разбойник, Стельман, не выдерживает и нервным, прерывающимся голосом протестует:
– Что же это такое? – живого человека в землю закапываете!
– Он уже не живой, – успокаивает его кто-то из драгун.
– Ну, выходи, следующий!
Оба переглядываются, но никто не выходит. Видно, их мужество дрогнуло. Да это и не удивительно! Потом, чуть слышно: «Ну, выходи ты, ведь ты первый резал…» И Стельман выходит. Ему предлагают расстрел вместо повешения. Он отказывается. Происходит какой-то странный кошмарный торг…
– Уверяю вас, что расстрел лучше: раз – и готово.
– А мы настаиваем, чтобы нас повесили.
– Вы же сами видели: драгуны не умеют вешать; только мучение будет.
– Вам приказано вешать, так и вешайте!
…Наконец Стельман устало машет рукой – делайте, мол, как хотите. Не всё ли ему, в сущности, равно?
Темнота уже спустилась и чёрным саваном покрыла полянку. Закончилась сцена из драмы человечества. Театр ужасов, и крови, и смерти. Характерно, что после того, как казнь была совершена, все, как один человек, вынули папиросницы и закурили. Хоть слабый, а всё-таки дурман. Потребность искусственного возбуждения.
Впрочем, уже через полчаса все забыли про казнь, и я сам ужинал с немалым аппетитом.
Керчь. Крепость
Май 1919 г.
Бывают кладбища удивительно живописные: старинные могилы чередуются там с великолепными гробницами, художественными памятниками и мавзолеями. Бывают и поэтические кладбища. Там грустные плакучие ивы склоняются к мрамору плит и, словно мистические чёрные зловещие свечи, вырезываются на светлом фоне неба пахучие могильные кипарисы.
Бывают мрачные, страшные склепы, где тяжело давит низкий свод, словно крышка гроба, где тяжело оставаться одному с мертвецами. Но не променяю наше крепостное кладбище ни на Генуэзское Campo Santo, где лучшие гении человечества создавали себе бессмертную славу, ни на простое грустное деревенское кладбище, ни на роскошный склеп. В нём лишь скромные земляные холмики с простыми деревянными крестами. На его скудной глиняной почве, овеваемой со всех сторон суровым морским ветром, не уживаются даже самые неприхотливые кусты. Но сколько в нём простоты и величия!
Словно гигантская каменная шпора, впивается в море узкий крутой мыс. Со всех сторон море, со всех сторон воздух. Его склоны почти отвесны. С одной стороны где-то внизу толпятся домики, копошатся люди, вьётся пыль, дым, словно в муравейнике; дальше море, чудесная голубая бухта, мыс Еникале. С другой – море, необъятное, бесконечное, а над ним небо с беспокойными, рваными, гонимыми ветром облаками.
