Дневники 1919-1920 годов | страница 36
В деревне, оказывается, сидел всё время наш контрразведчик. Он выдаёт всех: человек 60 расстреляно и повешено. Потом вешают… самого контрразведчика за то, что он на многих наклеветал напрасно. Есть убитые и раненые с обеих сторон. Наши подвозят бочки с мелинитом и начинают снова бесконечные взрывы.
Отсюда из города любопытно за этим наблюдать. Сидишь себе под вечер на бульваре и наслаждаешься дивной погодой. Море, синее, как индиго, сливается с небом, и на нём изредка белеет какой-нибудь парус. Вечернее солнце пригревает прибрежный песок и золотит высокие тополя. Вдруг на чистом небе появляется высокий чёрный столб где-то за крепостью, за ним другой, третий… пятый… Словно гигантские грибы. Потом методично, через почти равные промежутки времени, тяжко громыхают пять взрывов. Вздрагивают листья на тополях.
г. Керчь
Апрель 1919 г.
Девять часов вечера. Звонок по телефону, очевидно, из крепости. У телефона голос Николая Старосельского. Видно, что он взволнован. Тяжело ранили Фиркса… Да… Возможно, что умрёт… Необходимо сейчас же достать санитарный автомобиль и вывезти его из Старого Карантина… Это всё, кажется… Вот тебе раз! Бедный Димка; неужели он умрёт? Ранен в левое лёгкое навылет…
С трудом достаю автомобиль. Он довольно комфортабельный и мягкий. Это легковая машина фирмы «Пежо». Быстро, несмотря на отвратительную дорогу, мчимся мы к крепости. При луне её чёрные форты, туннели, массивные ворота – всё это словно в сказке. Мелькают деревья, с громом переносимся через мост. Вот Карантинные ворота. Шофёр идёт берегом моря: должно быть, боится обстрела. Въезжаем в деревню. Встречаем солдат-гвардейцев; спрашиваем, где раненые – лазарет оказывается в здании школы.
Большая слабо освещённая комната полна запахом эфира, хлороформа и других лекарств. На стене большие карты частей света и рисунки для курса ботаники. Недавно ещё здесь зубрили малыши. Теперь страдания и смерть.
Долго не могу найти среди раненых Фиркса. Неужели это бледное, обросшее щетиной, старчески сморщенное и худое до неузнаваемости лицо – неужели это наш Димка? На нём нет рубашки и вся его грудь забинтована; волосы на голове сбились.
Он меня, должно быть, не узнаёт. В груди хрипит и клокочет: это кровь, которая заполнила лёгкое и мешает дыханию. Стараюсь его успокоить, но видно, он решил, что дела плохи, и пал духом. Потихоньку выхожу из комнаты и иду искать доктора. Доктор уверяет, что хотя рана тяжёлая, но опасности для жизни нет никакой. Чёрт его разберёт, врёт он, чтобы успокоить, или же правда рана несмертельная.