— Мы не расстались, — сказал отец.
— …Когда я пришла на завод, я думала: будни, господин Случай. Так говорил Абакашин. И я так думала. Но там не будни. И мне кажется, впереди меня ждет что-то большое и огромное, как целина. Я не знаю что. Только не будни. Почему мне так кажется, папа? А вспомню Абакашина — скучно. Когда с ним говоришь, все уныло и мизерно, и не знаешь, зачем искусство, хотя он постоянно рассуждает об искусстве. Слушаешь его, и все кажется серо, будто в ненастье. И еще, папа, пусть ты рассердишься, я скажу…
Но отец положил руку ей на плечо и перебил:
— Не сейчас.
Он увидел между бровей у нее строгую черточку и угадал, о чем она хочет сказать.
— Японец мой дорогой, не сейчас!
С улицы во двор вбежала растрепанная черноволосая женщина в вязаной кофтенке и, как к доброму знакомому, кинулась к отцу.
— Дозвонилась, как велели! Придет сестра. Какая-то Серафима Игнатьевна. Говорит: «Никому не доверю, приеду сама». И лекарств привезет!
— Вот и хорошо, — ответил отец.
— С вами и болеть не боязно. Другой придет, на лице хмурь, прямо так и написано: капут тебе наступил. А с вами не боязно.
— Спасибо. Идем, Настя, меня ждут, — сказал отец.
Они вышли из-под арки, черной, как ночью, на опрятную, словно только что прибранную улочку, с ее яркими окнами, растопыренными ветками саженцев и стогами вдали, на заречном лугу. Там, над стогами, был покой, оттуда текла тишина.
На улочке отца ожидала машина — голубой щеголеватый «Москвич» с плюшевой обезьянкой, подвешенной на резинке за смотровым стеклом. Новость. У отца не было раньше машины.
Возле машины взад и вперед прогуливалась Анна Небылова, в меховом пальто, небрежно запахнутом, и легком шарфике. Должно быть, она устала ждать и сердилась.
— Милый! Так долго, целая вечность! Мы опаздываем, я изнервничалась…
Она увидела Настю за спиной отца и, оборвав упреки, поздоровалась молча.
— Он болен, — сказал отец. — Тяжело болен.
— Кто — он?
— Старый часовщик.
Она удивленно пожала плечами.
— Все болеют в старости, — резонно возразила она. — Тебе обязательно надо было быть?
— Да. Обязательно.
— Ах, милый, столько обязанностей, столько больных! И никому дела нет, что ты утомлен, что ты сам, может быть, болен. От тебя требуют, требуют помощи, все только требуют! Ну, поедем. Скорее. Мы опаздываем.
— Я не могу сегодня в театр, — ответил отец.
— Аркадий, ты шутишь?
— Нет. Мне надо побыть с Настей.
Он открыл заднюю дверцу в машине.
— Что… это?
Ее поразило, что он предлагает ей место в машине не рядом, а сзади. Кажется, это ее поразило больше, чем отказ от театра.
