Мышцы болели. Ладони еще не успели как следует отвердеть, от волдырей кожа становилась мягкой, и даже дотронуться было больно. Перчатки, которые она надевала, когда принималась за поливку, не спасали от врезавшейся в руку проволоки ведерных ручек; непрерывный уход за растениями и лимонными деревьями выматывал ее напрочь.
Но она не сдавалась. Эти деревья — ее первый реальный шаг на пути к самостоятельности. До этого она еще никогда не полагалась на себя целиком и полностью. В свои двадцать восемь, считала она, пора уже становиться независимой.
Когда деревья начнут плодоносить в полную силу, Изабель сможет основать прибыльный бизнес. Лимонный сок и сироп можно выгодно продавать. Но лимоны растут медленно, и пока весь урожай, который удалось собрать, помещался в одном-единственном ящике. Из него вышла канистра сока. На такой товар всегда найдутся покупатели в здешних местах. Вот уже полгода Дастер спрашивал бурильщиков, хотят ли они покупать сладкое питье. И ответ почти всегда положительный.
Все, что сейчас нужно, это чтобы сад начал поскорее давать большой урожай.
Сквозь колеблемую ветром траву она вдруг увидела широкие плечи в проймах полуистлевшей рубашки. На мгновение заросли дикой горчицы раздвинулись, и вся фигура предстала взору Изабель.
Высокий и мощный, как буровая, на которой он работал, Джон Уолкот шагал по проспекту Сэсп. В долину спускались сумерки, и, скрытая в тени крыльца своей лачуги, Изабель могла вдоволь наглядеться на него.
«Рановато он сегодня», — подумала она. Обычно он выходил из «Республики» не раньше десяти, если вообще выходил. Бывало так, что Изабель видела его вываливавшимся из дверей салуна с бутылкой ликера в руке рано утром, когда в первый раз шла за водой. Душными вечерами спать в доме было просто невыносимо, и она засиживалась на крыльце допоздна, ожидая, пока спадет жара. Глаза начинали слипаться от усталости, и часто она вскакивала среди ночи со своего кресла-качалки, разбуженная пьяными воплями Джона, горланившего песни на испанском. Дури у этого Уолкота больше, чем у бешеного койота.
Изабель прищурилась, когда он показался в прорехе между домами, где ее переулок вливался в проспект. Все же, глядя на него, нельзя было не подумать: «Какой красавчик!» Она никогда не видела его вблизи, да это было и не обязательно. По одной только походке или манере держать голову любая женщина могла безошибочно определить, какая в нем заключается угроза ее душевному покою.
