— Надо узнать, уехал ли Ньют. Тогда можно спуститься и собрать еще ягод.
Она кивнула.
Чуть позже они уже сидели на лошадях. Изабель ехала впереди. Джону ничего не оставалось, как смотреть на ее плавно покачивающиеся плечи, щуриться от солнечных бликов в ее волосах и любоваться изящной линией ее бедер.
Зрелище стоило тех двух месяцев, которые ему придется отрабатывать в конюшнях за пегую кобылу.
Джон подошел к бару салуна «Республика Калифорния» и высыпал на полированную стойку двадцать пять ягод остролиста.
— Текилы, Сол.
Бармен отошел за бутылкой, и Джон отвернулся, чтобы не видеть себя в зеркале напротив. И вовсе не потому, что боялся посмотреть себе в глаза. Он имеет полное право распоряжаться этими ягодами по собственному усмотрению. Только что совершив ночную вылазку, он не взял ничего, кроме этих двадцати пяти ягод, которые необходимы ему на выпивку. У него нет причин чувствовать себя виноватым. Какой смысл делить на двоих двадцать пять ягод? Ведь все, что он собирает для конкурса, он честно отдает Изабель. Его намерения не изменились.
Но чтобы успокоить нервы, ему сейчас никак не обойтись без текилы.
Никогда еще он не вел себя так… героически… с женщиной: сначала достал ей лошадь в обмен на обещание чистить стойло, затем натаскал на рассвете воды для ее деревьев, вместо того чтобы поспать в свое удовольствие. Да что за бес в него вселился?
Просто он давно не пил, вот в чем все дело. Кровь в голове застоялась. Сейчас он выпьет и станет самим собой. Джон нетерпеливо облизнул губы.
Сол вернулся к стойке, поставил стакан и пододвинул к Джону.
— Можешь не беспокоиться, Сол, — заверил его Джон. — Здесь сколько нужно. Двадцать пять ягод. Пересчитай, если не доверяешь.
Бармен не выпускал из рук стакана.
— Я доверяю тебе, Джон. Но текила вздорожала до пятидесяти ягод. Ягодная инфляция…
В груди у Джона стало тяжело.
— Ты это о чем?
Кивнув в сторону плаката над кассой, Сол процитировал:
— «Платите за выпивку ягодами по ценам, устанавливаемым владельцами бара».
— Проклятие! — взорвался Джон, сняв шляпу и тут же нахлобучив ее обратно. — Тогда хоть пива налей, черт тебя побери!
С невозмутимым спокойствием Сол объявил:
— За пиво — тридцать ягод.
— Но у меня только двадцать пять! — Почти не отдавая себе отчета, Джон снова проделал бессмысленный ритуал, продавив канавку в тулье шляпы и надвинув ее себе на лоб. — Ну, полкружки давай!
— Извини, Джон. Полкружки не наливаю.
Бормоча себе под нос какое-то длинное и красочное ругательство, Джон поднялся.
