В этот вечер Педер был на редкость молчалив за обедом. Чувствовалось, что он чем-то озабочен.
— Думаешь о Марго? — спросил я.
Он покачал головой.
— Не столько о ней, сколько о письме, которое пришло сегодня. Из полиции.
— Насчет анализа крови?
Он поднял взгляд на меня.
— Тебе тоже написали?
— Да.
— Я и не знал, что можно определить отцовство зародыша, к тому же спустя столько времени, — сказал Педер.
— Я тоже. Может быть, они просто хотят кого-то напугать.
Он отодвинул свою тарелку.
— В таком случае это им удалось. У меня коленки дрожат. Сто процентов за то, что ребенок мой.
— Разве ты встречался с Марго после того, как выставил ее за дверь?
— Один раз. В мае. — Лицо его выражало предельное отчаяние.
— И ты не сообщил об этом полиции?
— А ты как думаешь?
— Почему?
— Ты меня подозреваешь? — резко вымолвил он, нахмурив брови.
Я пожал плечами. Педер отвел глаза в сторону. Растерянно взмахнул руками.
— Господи, Антонио, ты не хуже меня знаешь, что у этой девки было одно на уме — заманить кого-нибудь в постель поближе к овуляции, чтобы беременность была обеспечена. Она проделывала этот номер с Гансом, проделывала со мной, с тобой и, наверное, со многими другими. Величайшим желанием ее было затащить кого-нибудь из нас в городской суд, чтобы обеспечить себя до конца жизни.
Он повернулся, посмотрел на меня в упор.
— Конечно, — сказал Педер, — тебе хорошо ухмыляться. Не ты закладывал силос, в котором ее нашли.
Он опустил голову, подпер ее ладонями.
Когда мне в первый раз показали фотографию, я не только им, себе не мог признаться, что узнал ее. Смотрел на изуродованное кислотой лицо и говорил себе: нет, не она. Но вчера, когда ко мне пришел этот алкоголик из столицы и сказал, что труп опознали, я увидел: точно она. И понял, что кто-то придумал коварный план. Чтобы подставить меня. Меня! Понимаешь?
Казалось, еще немного — и Педер станет рвать на себе волосы. Он поднял взгляд на меня.
— Честное слово, я ее не убивал. Я не знал, что она беременна. И не встречался с ней в Грютботне. Вообще не подозревал, что она там когда-либо бывала!
Он встал и принялся убирать со стола.
— Напрасно ты отрицал, что мог быть отцом этого ребенка, — сказал я. — И будет только хуже, если и дальше станешь запираться.
Он не ответил. Отнес на кухню свою тарелку с недоеденной лапшой. По звуку я понял, что он отправил ее в мусоропровод. Когда Педер вернулся, по нему было видно, что он предпочитает переменить тему разговора.
